Загадка о морском пейзаже - Антон Кротков

* * *

После осмотра уникальной экспозиции Кошечкин пригласил гостя отобедать. Для этого они отправились в ресторан первого класса здешнего вокзала, где для полицейского начальника всегда держали наготове отдельный кабинет. К их приходу стол уже был накрыт, и именно на две персоны. Под столовое вино и говяжьи антрекоты пошел разговор об интересующем Вильмонта деле:

– Да, с политической шпаной мне приходится иметь дело, но не особенно часто, – временами дирижируя себе вилкой и ни на секунду не переставая работать челюстями, рассказывал Кошечкин. – На железной дороге порядка все же больше, чем в других местах. Правда, бывает, что у пассажира запрещенную книжицу изымем. Да вот вам действительно стоящий случай!

Оживившись, Кошечкин поведал, как в прошлом году снял с поезда демобилизованного матроса. До увольнения в запас тот служил на только что введенном в состав гвардейского экипажа флагманском крейсере «Память Азова». В пути «дембель» перепил и стал поносить порядки на своем корабле: офицеры, мол, все сплошь сволочи, – за малейшую провинность бьют матросам морды. А некоторые так еще и специально унизывают пальцы перстнями.

Если бы не умеющий держать язык за зубами моряк-гвардеец только этим и ограничился, то, возможно, без неприятностей доехал бы до родного города. Но он стал болтать, что ради того, чтобы царский наследник цесаревич Николай Александрович мог совершить на крейсере ознакомительное кругосветное путешествие, предназначенные для него каюты украсили с невиданной роскошью – с помощью зеркальных рам и красного дерева. Даже шлюпки, мол, за огромные деньги заказаны были особенные, – украшенные позолоченными императорскими вензелями.

– А главное, – пояснял Кошечкин, – мой информатор в том поезде сообщил, что этот трепло матерился по поводу того, что, в угоду венценосному пассажиру, на балтийском заводе учинили форменную «диверсию». Якобы в жилой палубе, царских каютах и в офицерской кают-компании броненосца были применены «гигиенические новшества» в виде кафельных плиток, каменной мастики и даже цемента, из-за которой вес корабля увеличился на пять тысяч пудов [23] . Матросик уверял публику в вагоне, что из-за этого корабль сильно потяжелел, потерял в скорости и маневренности и стал менее устойчив. При такой перегруженности он без войны, мол, может в любой момент перевернуться вверх килем и утащить на дно семьсот человек экипажа. В бою же от него и вовсе проку мало.

– Так он врал? – живо поинтересовался Вильмонт.

– Нет, отчего же, – нехотя признал возможную правоту задержанного им матроса Кошечкин, – но вы ведь сами знаете, что публичное поношение особ царской фамилии и разбазаривание военных секретов приравнивается к серьезным военным преступлениям. И наше дело такие случаи выявлять и сурово пресекать.

«Счастливый человек! – подумал Вильмонт о собеседнике. – В душе у него, похоже, царит полный порядок, и в ней нет даже крошечного уголка, где могли бы свить себе гнездо сомнения».

Протерши лямку более 20 лет, Кошечкин прекрасно знал свою службу и исполнял ее с большой аккуратностью. Он прекрасно ведал, что творится не только в его железнодорожном хозяйстве, но и во всем городе, его округе и в порту.

– Можете не сомневаться: на самой царской яхте измены нет. Люди там проверенные. Если бы что-то было, мне бы сразу доложили. У меня в каждой харчевне и на каждом постоялом дворе свой человечек имеется. Ведем агентурную работу не хуже, чем у вас в столице. Вы как только мне эту историю рассказали, я сразу понял, что за шайка здесь орудует.

Кошечкин начал рассказывать о чиновнике портовой администрации по фамилии Густафсон:

– Эта продажная морда давно у меня на мушке, правда, по другим делам. Но полагаю, что именно он вам и нужен. Густафсон не последний человек в лоцманском департаменте порта. Если кто и может знать заранее о выходах царской яхты, так это он сам или кто-то из его сотрудников. К ним корабельные штурмана часто обращаются за картами, уточняют маршруты, заранее делают заявки на лоцманов. Густафсон тесно связан с вороватым чиновником таможни порта Алексом Сибелиусом. Лоцман ухаживает за его дочерью.

Сибелиус – рыба покрупнее будет. Я бы такого проходимца близко к казенной службе не подпустил. Но у нас в России пограничная стража и таможня, как известно, подчиняются Министерству финансов. И если на пограничную службу отбор по-военному достаточно строг, то для того, чтобы занять штатскую должность в таможне, достаточно иметь подходящий диплом университета и дать кому следует взятку. И нате вам, пожалуйста, чин коллежского регистратора и хлебное местечко вкупе с ним. Через этого Сибелиуса постоянным потоком идет не только обычная контрабанда, но и запрещенная литература подрывного характера, взрывчатка и оружие для революционеров. Я его давно пытаюсь поймать, но каждый раз он у меня срывается с крючка. Ловок черт и невероятно хитер. Один из моих людей ему даже кличку придумал «Локи». Это, кажется, в честь скандинавского бога лжи и коварства.

Кошечкин тут же привел конкретный пример чрезвычайной ловкости Сибелиуса. Было это в позапрошлом году. Через своих лазутчиков штабс-ротмистру удалось узнать, что в Гельсингфорс должен прибыть из Гамбурга пароход «Карлсруэ» с крупной партией нелегального оружия в трюмном тайнике. Оружие предназначалось для нескольких террористических групп. Хотя порт и не является его территорией, Кошечкин решил захватить груз и задержать его получателей. Он рассказал о своем плане начальнику местной пограничной стражи подполковнику Кукушкину, которому полностью доверял. На рейде немецкое судно ожидал пограничный крейсер «Кречет». Однако судно так и не появилось. Тогда было решено обследовать причалы. Немец был обнаружен на одном из них возле элеватора – выгружающим зерно. Свой лоцман незаметно для экипажа патрульного крейсера провел его в порт обходным военным фарватером. Большая часть оружия уже была выгружена с парохода и с разрешения таможенника Сибелиуса вывезена в город.

– Я этого жулика за шкирку и в тюрьму, – негодовал, снова переживая болезненную для него ситуацию, Кошечкин. – А через час меня вызывают в магистрат и требуют отпустить уважаемого человека. Не зря прохиндей всем отцам города подарки и деньги регулярно отстегивает.

Видимо, в этой истории сыграло свою роль и то, что финские власти при любой возможности старались саботировать действия «оккупационных» русских властей. А некоторые финские чиновники и те же лоцманы активно помогали революционерам, так как считали, что те борются в том числе и за их свободу.

Сложилась двоякая ситуация: с одной стороны, царь чувствовал себя довольно комфортно в Финляндии, ибо местное население в целом относилось к нему лояльно. Но с другой стороны, и террористы тоже укрывались от преследования властей в политкорректной автономии и использовали ее в качестве перевалочного пункта для проникновения в центральные районы империи и переброски своих грузов.

– Если бы это было в России, я давно бы отдал эту шайку под суд,– с досадой хлопнул кулаком по столу Гаврила Афанасьевич.– Здесь же, в Финляндии, с ними приходится церемониться, к местной полиции за помощью обращаться. Ну ничего, очень скоро я планирую взять их с поличным на крупной контрабанде.