Битва за Лукоморье. Книга I - Роман Папсуев

– Так это она измыслила, как королевича извести? А снадобье и проклятие кто готовил?

Лицо Шарки озаряется улыбкой – неужто гордится своим мастерством?

– Я, всё я, всё сама, сама… по советам Малоньи, конечно, но собственноручно. Не сразу получилось, пришлось потрудиться, сколько тел израсходовала, пока нужное зелье сварила!

– Тел? – нахмурилась Василиса. – Как израсходовала?

– Что ты, совсем несведуща? – приосанилась ведьма. – Просто же всё. Берешь ребятенка, на нем и испытываешь.

– И многих ты… к испытаниям привлекла? – несмотря на приложенные усилия, голос Василисы всё же дрогнул.

– С десяток где-то, точно уж и не упомню.

Царевна почувствовала внезапный озноб и потерла плечи, пытаясь согреться.

– Что ж, их никто и не хватился? – тихо спросила она.

– Да кому они нужны, босота бездомная, – слегка удивилась Шарка. – Их и искать особо не надо было. На столичной окраине их полно – со всего царства стекаются в поисках лучшей жизни. Посулишь горячей похлебки али рубаху подержанную, не только сами придут, а и товарища приведут. А зачем таким на свете жить? У них одна дорога: у парней – к заплечных дел мастеру[14], как только воровать начнут, у девок – в веселый дом, а опосля – в канаву придорожную. А так – важному делу послужили.

– То есть получилось всё у тебя?

– Еще как! Зелье я получше самой Малоньи сварганила.

Отвращение к ведьме и жалость к неведомым детишкам, загубленным для «важного дела», заставили Василису немного ослабить заклятие услады. Шарка немедленно прошипела:

– Так что сильно мое заклятие. Убьешь меня – королевича прикончишь.

Это проверить нетрудно, достаточно прикоснуться к голове ведьмы. Василиса прошептала нужные слова, ее пальцы коснулись потного чужого лба и тут же отдернулись. Точно врет! Она уже не имеет власти над королевичем, а если залечить место ожога, то всякая связь прервется. И обязательно должно быть снадобье, окончательно снимающее основной слой заклятия, очищающее кровь жертвы от черной волшбы.

– Тут ты маху дала, нет такого ядия, на которое не найдется противоядие, – произнесла Василиса, и глаза ее обрели прежний цвет. – Ты ведь наверняка изготовила снадобье отмены на случай, коли что пойдет не так, верно? Зелье, что очистит кровь королевича от вредоносной магии?

Шарка мигнула, ошарашенно тряхнула головой, словно очнувшись от обморока, прорычала:

– Ах ты, тварь… Что ты сделала?..

– Ничего, – улыбнулась ярости ведьмы Василиса. – Мы просто поговорили. Как подружки.

– Больно много знать хочешь, «подруга».

Убивать не хотелось, может, попробовать вразумить?

– А если ты сама, добровольно, освободишь Войтеха?

– Ни за что! Пусть знает! Пускай все видят, на что я способна!

Шарка вдруг на мгновение задумалась, будто оценивая все «за» и «против», а потом выпалила:

– Давай вместе действовать! – Похоже, услада еще не до конца ее отпустила. – Эх, Василиса, да мы с тобой сообща таких дел наворотим! Какие богатства к нам потекут! Никто нас не остановит, саму Малонью одолеем. Я многое про нее порассказать могу…

«Да ничего ты не можешь, – с горечью подумала Василиса, – а всё, что могла, уже сотворила. Слаба ты и слишком далеко зашла в своих злодействах…» И ведь не спасти, не вернуть к Белобогу… Всё, что может сделать волшебница для обезумевшей, продавшейся Тьме дуры – даровать милосердную смерть и очистить ее душу, отправляя на Ту-Сторону.

Остается одно. Противно, неприятно, но оставлять… это… в живых нельзя.

… Василисе шел двенадцатый год, когда мать впервые приказала ей убить живое существо – зарезать петуха. И не то чтобы питала девочка какие особые чувства к куриному племени, скорее уж презирала вечно голодных, глуповатых птиц, но убивать живое оказалось сложно. Вот только что он бегал, гонялся за курами, греб землю, а теперь лежит с перерезанным горлом, и с каждой багровой каплей уходит из тела жизнь, тускнеют и закрываются глаза, обмякает, перестает дергаться пернатое тельце. Василиса тогда не заплакала, не озлилась на мать, но навсегда поняла – отнимать жизнь непросто и делать это без крайней нужды нельзя.

Теперь как раз такой случай, неприятно, тяжко, а надо. Иначе может случиться худшее – Малонья свою прикормленную ведьму без присмотра надолго не оставляет, поймет, что дело неладно, может вмешаться, Войтеха окончательно добить, а то и еще чего похуже устроить. Пока не поздно, необходимо разорвать эту цепь, уничтожив одно из звеньев.

Главное, чтобы быстро. Царевна подошла к Шарке, простерла руки вперед и мысленно проговорила заклятие. Невидимый тяжелый шар сорвался с пальцев, ударил в висок колдуньи, и туловище в ярких одеждах дернулось, обмякло, краска сошла со щек, руки сползли на лавку. В момент смерти душа Шарки вырвалась из мертвого тела и прошла через очищающий купол, который над ней воздвигла волшебница – особая китежанская магия, которую Охотники используют, чтобы упокоевать непритомников.

Шарка ушла тихо и безболезненно, со счастливой улыбкой на искусанных губах. Немногим ведьмам удается получить столь милосердную смерть…

Василиса выпрямилась и вздохнула. Вот и все, заклятие, связывающее Шарку с королевичем разорвано, пора Нежане появиться…

Хлопок в ладоши – мамка-нянька тут как тут и, даже не взглянув на покойницу, докладывает:

– Уснуло наше чудище. Металось в клетке долго, да решетка держала. Только зверюга назад в человека не оборотилась…

– Под утро превратится, после третьих петухов, – устало кивнула Василиса. – А мы ему поможем излечиться окончательно. Давай, Нежаня, искать снадобье для исцеления Войтеха. Ты вверху пошарь, а я по низу пройдусь. Ну а коли не найдем, сами сделаем, ничего особо сложного там нет…

Искали старательно и долго. Чего там только не было: пучки разных трав, ступки, плошки, миски, сушеные летучие мыши, бутыли с вонючими настоями, толченные в порошок снадобья, несколько пергаментных свитков с чудными знаками, даже кусок веревки повешенного завалялся. Всё – бесполезный мусор.

Нужные флакончики Нежаня обнаружила у самой притолоки, неприметные такие, кабы не крылышки, которые помогли подняться повыше, их и заметить-то не удалось бы. Василиса сразу же поняла, что это то, что они ищут – даже сквозь заговоренное стекло фиалов ощущалась знакомая волшба.

– Вот теперь и во дворец пора. Но сперва сожжем это поганое место со всем, что тут есть, а то еще набредет какой дурень, себя погубит и другим навредит.

Вышли наружу. Взмах палочками – и кровлю хибары окутывает огненное покрывало. Горит ровно, без дыма и копоти, домишко будто тает сверху вниз, растворяясь в жарком пламени, но огонь не касается ни нависших древесных ветвей, ни пучков пожухшей травы вокруг завалинки. На месте избенки даже следов гари не осталось, будто и не было тут ничего.