Звездный билет - Василий Аксенов

Мой! Это моя фантазия. Это, если хотите, орел или решка. Этоскачок вверх или вниз (я еще не знаю, куда), но это ползком через камни асторону от дороги, уготованной мне для того, чтобы вернуться, но уже через год.Это мотылек летит на свечу или Икар… О! О! Разошелся. Борька говорит:

– Это смешно. Ты осел.

– В институте ходят разговоры. Нехорошие.

– Все-таки, Виктор, нам нужно знать свое место.

– Ну кто ты такой, подумай! Ведь даже степени у тебянет.

– Мне передавали, что В. В, сказал…

– Может быть, ты надеешься на поддержку шефа? Должентебе сказать, что В. В.

– Это несолидно.

– Опрометчиво.

– Авантюра.

– Опасно.

***

Прошел месяц с того дня, когда я поставил свой опыт. Тогда ядумал, что на этом все и кончится. Нет, это был снежный ком, пущенный с горы.

Последовала целая серия опытов и много бессонных ночей. Ястал курить по две пачки в день. Очень помогли мне ребята-химики. Без нихничего бы не вышло.

Вообще очень многие мне помогали, хотя работа шла вне плана.Например, Рустам Валеев, узкий специалист в области энцефалографии(исследований мозга), проторчал у меня в лаборатории целые сутки. Только людииз отдела В.

В. смотрели косо. Дело в том, что моя работа опровергала нетолько мою собственную диссертацию, но и целую серию работ отдела, руководимого«Дубль-ве», основное направление этого отдела. Диссертация сотрудника этогоотдела, моего друга Бори, в результате моей работы тоже могла быть подвергнутасомнению. Борис заходил почти ежедневно и все бубнил:

– Это просто смешно. «Дубль-ве» сотрет тебя в порошок.

– Ты вроде той унтер-офицерской вдовы, которая самасебя высекла.

– Вчера я слышал, как В. В. сказал кому-то по телефону:«Нужно оградить нашу науку от выскочек».

– Напрасно думаешь, что шеф тебя поддержит.

– Тоже мне, Дон-Кихот.

– Шефа это тоже не погладит по самолюбию.

– Хорошо, раз ты решил чудить – чуди, но почему тылезешь с докладом на эту сессию? Неужели нельзя подождать?

– Это не по-товарищески.

***

– Знаешь, Боря, – сказал я ему однажды, –закрой дверь с той стороны.

Я не знаю, как относится к моей работе шеф. Во всякомслучае, с планом он на меня не давит. Но он молчит. Он не заходит ко мне, какпрежде, и не читает мои записи. Ну и хорошо, что он ко мне не заходит, оченьхорошо, что не заходит. Но все-таки это меня волнует. Честно говоря, меня этоволнует больше всего. И не только потому, что шеф может присоединиться кДубль-ве и совместными усилиями стереть меня в порошок. Не только поэтому, Япросто не уверен в себе. Иногда все из рук валится, когда подумаю: а вдруг всеэто вздор? Был страшный момент, когда погибла Красавица. Она погибла из-затого, что я разнервничался, вот как сейчас. Я не знал, куда деваться. Утромнаписал докладную шефу и подал через секретаря. На следующий день мне принеслидвух других обезьян.

Теперь все позади. Я начал переписывать на машинке свойдоклад. Подал заявление в ученый совет. Сессия начнется через неделю. Теперьмне, пожалуй, лучше всего не думать обо всем этом. Почему бы мне сегодня неотдохнуть?

Почему бы не позвонить Шурочке? И не пойти в парк?

***

Этот ученый любит примитивные развлечения. Он любит качели и«блоху», любит стучать молотком по силомеру и покатываться в комнате смеха.Хлебом его не корми, а угости мороженым в парке. Он даже в очереди любитстоять, в очереди стиляг перед рестораном «Плзеньский». Эта сложная личностьлюбит черное пиво «Сенатор» и обожает чертово колесо. Он трепещет от звуковвоенного духового оркестра и мчится на массовое поле танцевать.

Примерно в таком духе издевается надо мной Шурочка. Мы стоимв толпе на площадке аттракциона «Гонки по вертикальной стене». Шурочкаподтрунивает надо мной и смеется, но мне кажется, что ей хочется плакать. Мнекажется, что ей хочется крикнуть: «Виктор, что с тобой?»

Внизу, под нами, двое мужчин и девушка садятся на мотоциклы.Мужчина постарше с каменным лицом взлетает на стенку. Он кружит по ней то выше,то ниже, то с ревом несется прямо на нас (сейчас проломит барьер – и всемнам конец), то вниз (сейчас взорвется внизу); он крутит вензеля на полном ходуи мчится, сняв с руля руки. Потом на стенку взлетает девушка. Два мотоциклакружат по стене, и не поймешь, гонятся ли они друг за другом или летятнавстречу. Мужчина с каменным лицом и девушка с застывшей улыбкой. Девушкавроде Шурочки. Ей бы медсестрой работать, а она кружит по стенке. В мире многостранного. Один человек варит сталь, другой лечит людей, а третий всю жизньдрессирует маленьких собачек, а девушка работает на вертикальной стенке. Это еепрофессия. Когда на стенку с ревом вылетает третий, я сжимаю барьер, а Шурочкамою руку. Потом мы выходим, она говорит:

– У тебя был невменяемый вид. Ты совсем мальчишка.Может быть, ты им завидовал?

– А?

– Ты бы хотел мчаться по вертикальной стене?

– Смотря куда. Если так, как они, по кругу, то не хотелбы. А если…

– Куда?

– Куда угодно, но только не по кругу.

– Так. Сейчас мы пойдем кормить лебедей?

– Шурочка!

– Не смей называть меня Шурочкой!

– Что с тобой?

– Я не хочу, чтобы ты называл меня Шурочкой. НазывайСашей, Сашкой, Александрой, Шуркой, но только не Шурочкой.

– Почему? Боже мой, почему?

– Потому что мы с тобой уже два года ходим в парк, и тыкатаешься на «блохе», и пьешь черное пиво, и бьешь молотком по силомеру, иназываешь меня Шурочкой.

– Ведь ты любила ходить в парк?

– А теперь не люблю.

В этот момент я вижу все как-то по-новому, словно мнерассказали чужую историю и я могу составить о ней свое мнение.

Над парком пыльное небо, и звезды еле видны, а в окнеотражаются все огни Фрунзенской набережной. Кажется, выход один –пуститься в путешествие по реке в неизведанные края, к Киевскому вокзалу.

– Хочешь, прокатимся по реке?

– Хочу, – тихо говорит она.