Блин - победитель мафии - Евгений Некрасов

Таковы взрослые. Блинков-младший давно подметил: если родители, скажем, посылают тебя за учебником в магазин «Педагогическая книга» на Пушкинскую, смело езжай на Большую Дмитровку, и там-то как раз окажется эта самая «Педагогическая книга». «Как интересно, выходит, улицу переименовали», — скажут родители, когда ты сообщишь им об этом географическом открытии. Но в следующий раз опять назовут Большую Дмитровку Пушкинской.

Институт Склифосовского не успели переименовать, и Блинков-младший нашел его вообще без проблем. В руках у него был пакет с папиными джинсами и рубашкой и еще палочка, которая имела свою историю.

В молодости мамин папа был летчиком-испытателем. Однажды на французской авиационной выставке в Ле Бурже он показывал новый транспортный самолет. Дедушка был в ударе, даже ухитрился сделать «мертвую петлю» на этом тяжелом самолете. Когда он приземлился, его встречали толпы восторженных зрителей. Дедушка задрал нос, не заметил под ногами банановую кожуру, поскользнулся и вывихнул ногу. Пока дожидались «скорой помощи», один зритель подарил ему эту палочку с литым набалдашником в форме кукиша. Зритель был из Бразилии, а у них там считается, будто бы кукиш отпугивает нечистую силу. Блинков-младший подозревал, что этот бразильский дон и бросил банановую кожуру, а потом решил загладить свою вину подарком.

Было приятно идти с этой палочкой, как банкир из кино про дореволюционную жизнь. Тяжеленький кукиш удобно ложился в ладонь, а сама тросточка была тонкая и легкая. Так и подмывало покрутить ею в воздухе.

В регистратуре Блинков-младший узнал, куда положили папу. Его палата была на втором этаже. У двери сидел на стуле налоговый полицейский в черном бронежилете и с длинной стальной коробочкой на поясе. Блинков-младший знал, что на самом деле эта коробочка — складной автомат.

— Я к папе, — сказал он полицейскому. Тот ничего не ответил, и Блинков-младший вошел в палату.

Там стояло четыре койки, но больных было всего двое: старший Блинков с толсто загипсованной ногой и еще один человек, похожий на египетскую мумию. Ноги, руки и даже пальцы человека-мумии были запакованы в гипс и растянуты во все стороны самыми разнообразными железками. Одни железки как сушилка для тарелок, другие как сильно уменьшенные строительные краны, третьи как когти Фредди Крюгера, а на подбородке — блестящее сетчатое корытце. Блинкову-младшему показалось, что корытце прибито гвоздями прямо к зубам.

Когда Блинков-младший вошел, человек-мумия как раз говорил:

— Ы ы ы-ы-ы.

— Ферзь на же восемь? — перевел старший Блинков.

— У-у, — подтвердил человек-мумия, и старший Блинков переставил ферзя на шахматной доске.

— Привет, Митек, — весело поздоровался старший Блинков и стал знакомить единственного сына с человеком-мумией.

Его звали Э-эй Э-о-и.

— Сергей Петрович, — перевел старший Блинков и с уважением добавил: — Очень мужественный человек.

Блинков-младший подумал, что у мужественного человека, неверное, не раскрылся парашют или он штурмовал Джомолунгму, и его погребло под снежной лавиной. А оказалось, он переходил улицу в неположенном месте. Но все равно, сказал старший Блинков, Сергей Петрович мужественный человек. Он стойко перенес уже четыре операции, но не просил сильных обезболивающих лекарств, после которых можно стать наркоманом.

Рассказывая о мужественном нарушителе правил уличного движения, папа быстро переоделся в принесенные Блинковым-младшим джинсы и рубашку. Одну джинсину пришлось распороть внизу бритвой, потому что в нее не пролезала загипсованная нога. Блинков-младший помог примотать к ней бинтом больничную тапку, и нога стала как белый валенок с галошей. Старший Блинков встал, опираясь на палочку бразильского дона, и попробовал ходить по палате. Лицо у него покраснело, как будто он что-то надувал, и только по этому можно было догадаться, что папе очень больно.

— Ну, Петрович, давай прощаться. Извини, в шахматы потом доиграем, когда выпишешься, — сказал старший Блинков человеку-мумии. Тот подал для рукопожатия единственный не загипсованный палец. Блинков-младший подумал, что доиграть в шахматы ему придется очень нескоро.

Старший Блинков уложил в пакет книжку, бритву и прочие мелочи. Он вел себя так, как будто у двери не сидел налоговый полицейский.

— Охранник тебя не выпустит, — предупредил его Блинков-младший. — Иван Сергеевич сказал: «Пусть Олег как следует отлежится». Они с мамой боятся за твою жизнь.

— А иначе говоря, не хотят, чтобы я путался под ногами, — отрезал старший Блинков. — Нет, Митек, я должен быть в Ботаническом саду. Я уверен, что именно сейчас там творятся какие-то гадости. А то бы зачем понадобилось меня устранять?

Человек-мумия одобрительно ыкнул. Видимо, старший Блинков успел обо всем ему рассказать.

— Эа о-у эу-иу о-о?

— Можешь, Петрович, — понял его старший Блинков. — Можешь помочь. Лежи и разговаривай, как будто мы с тобой в шахматы играем. А ты, Митек, помоги мне спуститься.

Оказывается, у него все было рассчитано. Человек-мумия добросовестно экал, ыкал и акал. Старший Блинков ему отвечал, а сам тем временем привязывал к батарее свернутую в жгут простыню. Конец простыни он вывесил в открытое окно, влез на подоконник и начал потихоньку сползать.

Под окном был карниз, не широкий и не очень узкий, а в самый раз, чтобы поставить ногу. А сбоку от окна, в каком-нибудь шаге, проходила новенькая, блестящая и надежная водосточная труба. Съехать по ней со второго этажа было одно удовольствие. Но сначала требовалось сделать один-единственный шаг по карнизу. Так вот, гипсовый валенок был слишком толстый и на карнизе не помещался. Старший Блинков мог стоять только на одной ноге, а загипсованную пришлось свесить.

На одной ноге невозможно сделать даже единственного шага. На одной можно только скакать. Поэтому старшему Блинкову и понадобилась простыня для страховки.

Держась за простыню, папа стоял на карнизе второго этажа. Блинкову-младшему, который высовывался из окна, показалось, что это слишком высокий второй этаж. Зачем вообще делать такие высокие потолки? Здесь же больница, а не физкультурный зал.

— И у-а и и-а, — сказал человек-мумия.

— Слон на жэ восемь, — подыграл ему Блинков-младший.

— Он говорит, ни пуха ни пера, — сказал старший Блинков и прыгнул.

В первое мгновение Блинкову-младшему показалось, что все нормально. Папа уже коснулся правой рукой водосточной трубы. Но простыня, которую он держал в левой, оказалась слишком короткой. Она сильно натянулась и дернула папу назад, как будто его подсекли на удочку. Папа сорвался с карниза и повис, вцепившись в простыню одной левой. Он висел так целую секунду или, может быть, даже две. Кончик простыни неумолимо выскальзывал из его кулака. Потом папа ухватился другой рукой, подтянулся, встал на карниз и сказал:

— Митек, давай вторую простыню.

Он держался невозмутимо.