Пресс-тур - Андрей Поляков

– машина регулярно пробуксовывала, разбрасывая во все стороны комки снега, местами скользила. Водитель был не самым разговорчивым собеседником, поэтому Алексей просто таращился в окно и временами делал снимки на старенький телефон. Они выехали на площадь, оставили по правому боку пиццерию и на перекрестке церковь, завидев которую Семеныч перекрестился три раза. Повернули налево.

– Ну вот, улица Победы, она короткая, – нарушил молчание шахтер. – В конце ментовка, а сразу за ней – поворот на завод, девять километров по прямой, и мы там.

Полицейский участок оказался брошенным. Они подъехали прямо к входу: внутри был выключен свет и не наблюдалось никакого движения. Парковка пустая. Посигналили, подождали минут пять – ничего.

– А мы оружия там не можем подрезать? – поинтересовался Алексей.

– Оно же все в сейфах хранится, нужны отпечатки пальцев владельцев. Ну и потом взлом участка – это тебе не бесплатно в гостинице пожить. На хер надо, – отрезал Семеныч и тронулся с места.

Дорога на завод навевала русскую тоску. Вверху бесконечное серое небо, вдоль трассы оледенелые, под тяжелыми шапками, разлапистые деревья, грозящие повалиться прямо под колеса, сквозь редкие просветы в полуголом лесу – полотно застывших рек и озер, вдали – скалы, впивающиеся, как кривые клыки, в горизонт. И везде белое, до рези в глазах, – бесчисленные кубометры накрывшего всю природу снега.

Алексей думал о том, что он вообще тут делает. Хотел встряхнуться от рутины – ну так получай. Его уже заносило на север, на два года, – в военную часть в Архангельской области, где он точно встряхнулся: приобрел навыки выживания, мышцы и здоровый цинизм. Там были такие же холода и снега, и он возненавидел их на всю оставшуюся жизнь. В этой поездке он словно очутился там снова – пресс-тур то и дело испытывал самые разные его жизненные навыки, не особо заставляя включать голову.

В отличие от Торшина, он уже не хотел никакого репортажа, а устало и даже как-то расслабленно наблюдал за развитием собственной жизни. Он устал, годы брали свое. Вроде многого добился в карьере, но какое-то чувство пустоты застряло в подкорке. Ни жены, ни детей. Одна работа и преподавание, бары по вечерам. Может, поэтому он хотел, чтобы эти дети спаслись, и по мере сил помогал им – Кире, Паше, Илье. Пусть хоть молодые поживут, подышат полной грудью, будут по-настоящему счастливы…

Он заставил себя прекратить эти размышления: поноет еще в Москве, пожалуется Рубену.

Шоссе действительно было прямое как стрела. Четыре полосы, отбойники, несколько разворотов. И одинокий поворот с брошенными до тепла бытовками и строительной техникой.

– А эта куда ведет?

– На север, к военным, начали в прошлом году строить. Но пока небольшой кусок завершили, дальше начинается бездорожье, ни одна машина не пройдет. Если они нас собираются спасать, им к нам вездеходами и по воздуху придется добираться. Кстати, в заводском гараже снегоходы точно есть.

Они подъехали к заводу, когда начало смеркаться. Слегка наклоненные металлические стены ограды вздымались на десятки метров в небо, так высоко, что Алексею пришлось запрокинуть голову.

– Тут на одной территории и завод, и шахта, – пояснил Семеныч. – И все обнесено этими стенами, враг не пройдет. Я не знаю, от кого им такой забор нужен.

Над аркой въезда светился фиолетовый ромб и надпись «Росальтэн». Электронное табло предупреждало, что ворота закрыты и под напряжением.

– Ни разу не видел их закрытыми, – пробормотал водитель.

Он посигналил – безрезультатно.

Мужчины вылезли из джипа и направились к воротам. Идеально гладкая металлическая поверхность, тончайшие стыки пластин, нож не просунешь. Никакой сторожки охраны, никаких окон, лишь камеры наблюдения безмолвно смотрят сверху. Сплошная стена и вырез арки, закрытой воротами. Подошли как можно ближе, не касаясь стен, покричали, позвали на помощь. Стучать и проверять, есть ли напряжение, они не решились.

Долго не было слышно ничего, лишь ветер гулял по белому полю, бросая хлопья снега в металл стен и лица двух усталых немолодых мужчин. После очередного крика Семеныча донесся неразборчивый ответ. Они начали звать людей за стеной все громче, временами делая паузы и прислушиваясь. С той стороны доносились какие-то звуки, но ворота не сдвинулись ни на миллиметр.

Наконец они расслышали прямо перед собой скрежет металла и звук мощного удара тока. Мужчины переглянулись и снова напрягли слух.

– ВУ-У-У. ХА-А-А, – отчетливее донеслось из-за ворот. Звуков становилось все больше: вой, скрежет и удары тока.

Смирнов сел обратно в машину и вдруг начал истошно смеяться. Смеялся так, что закашлялся и заболели ребра, лицо раскраснелось и стало мокрым от слез.

– Ну ты чего? – спросил шахтер.

– Мудаки. Му-да-ки, – проговорил Алексей, задыхаясь сквозь смех. – Опять всю экономику на ресурсах построили! А теперь эти твари вылезли, фьють, нет завода и нет вашей экономики! – Он снова зашелся в приступе смеха. – Друг, езжай домой давай!

Семеныч молча развернулся и направил джип в сторону города. Алексей смеялся еще полдороги и все никак не мог остановиться.

Часть третья

Глава 1. Вечер

Они нетерпеливо и нервно поджидают в загсе, церемония должна начаться с минуты на минуту, но свидетель с его стороны опаздывает из-за пробок. Он то и дело выбегает на улицу проверить, не подъехала ли машина. Друзья сбились в кучки по интересам и о чем-то хихикают.

– Блин! Так рано женится, конечно, – доносится до него.

Он еще раз поправляет галстук, стоя у большого зеркала. Родители и родственники, с радостно-нервно-торжественным видом, собрались у дверей. Его невеста, Вероника, очень переживает, крутит в руках букет и расправляет подол белоснежного платья. Наконец свидетель приезжает. Всех зовут в зал, и под марш Мендельсона его и Веронику объявляют мужем и женой. Они обмениваются кольцами. У него от волнения подкашиваются ноги. Мама жены плачет от нахлынувших эмоций…

Он проваливается глубже.

– Паша. Послушай, сядь. Тихо, не перебивай, сиди. Я не знаю, как ты воспримешь это, но я беременна.

Он вскакивает и кружит ее.

– Но это же просто чудо! Кто у нас будет?

– Еще рано, неизвестно. Но я не знаю, я боюсь, мы так молоды. Кто сейчас заводит ребенка до тридцати?

– Все будет хорошо, я тебя уверяю!

– Чувак, ты готов стать отцом так рано? – спрашивает свидетель со свадьбы…

Глубже.

Роддом. Они приезжали сюда уже три раза за последний месяц, но теперь все по-настоящему. Роды длятся нескончаемые восемь часов, и почти всегда он сидит в палате рядом с женой. Смесь волнения, радости и чудовищной усталости. Жена извивается на пропитавшейся потом простыне, ее крики