Нетаньяху. Отчет о второстепенном и в конечном счете неважном событии из жизни очень известной семьи - Джошуа Коэн

Дети и родители сбросили одинаковые тулупы, рукавицы, шарфы и шапки, превратив Эдит в вешалку.

—Вы не могли бы…— приглушенно прощебетала Эдит из-под слоев одежды,— разуться?

Но родители уже сошли с придверного коврика, даже не вытерев ноги, и направились в гостиную, оставляя снежные следы на деревянном полу, на паркете виднелись лужицы талой воды.

Мальчики завизжали. Выяснилось, что самый высокий пронес в дом снежок и пытался засунуть его среднему под одежду — под рубашку, в штаны, за резинку трусов.

Циля сделала им замечание на иврите, средний гонялся за старшим вокруг пианино, младший вопил. На полу таял снег, мокрые следы впитывались в псевдоарабески псевдоперсидского ковра, Эдит повторила:

—Вы не могли бы разуться? У нас тут принято как в Азии.

Циля снова что-то сказала, слишком коротко, вряд ли перевод — одно-единственное слово, раздраженное, плотно сбитое, оснащенное временем, склонением и родом, мальчики мигом застыли, плюхнулись, где стояли,— двое старших на ковер, младший на паркет — и принялись развязывать множественные узлы на шнурках.

—И вы тоже, будьте добры,— сказала Эдит Циле и Нетаньяху, они вопросительно переглянулись, уселись на раскладной диван и стали разуваться.

Я только теперь заметил, что ни на ком из семейства не было ни сапог, ни галош, ни любой другой обуви, хотя бы отдаленно пригодной для зимы: Нетаньяху был в полуботинках, Циля в туфлях без каблуков, мальчики в дешевых тряпичных кедах. У Цили промокли чулки, у Нетаньяху из дыры в носке торчал большой палец с кривым нестриженым ногтем.

Циля протянула свою и мужнюю обувь Эдит, та обошла мальчиков, забрала у них кеды. Когда каждый протягивал ей свою пару, Циля перечислила их имена: старший Джонатан, средний Бенджамин и малыш Идо, и Эдит сказала: «Спасибо, Джонатан, спасибо, Бенджамин, спасибо, малыш», Циля добавила: «Идо», Эдит повторила: «Малыш», старшие мальчики захихикали, залопотали на иврите, и каждая их фраза, адресованная последышу, оканчивалась словом «малыш».

Эдит поставила обувь сохнуть на коврике, Циля назвала возраст мальчиков: тринадцать, десять и семь; помнится, я подумал, что, пожалуй, рассчитанные промежутки между детьми — единственное проявление порядка и дисциплины у них, у этих Нетаньеху (или просто еху[83], как я мысленно называл их), у этих шумных и неотесанных еху, ворвавшихся в наш дом, натащивших снегу на пол; вот они уже снова поднялись и разбрелись по гостиной, точно планировали ограбление: Джонатан с Бенджамином изучали каминную полку, разглядывали кораблики «Мэйфлауэр» и «Спидвелл», заключенные в бутылки, вертели в руках заводные фигурки Гамильтона и Бёрра, нагружали чаши старинных оловянных весов гирьками, те гремели. Идо путался у них под ногами, щупал подставку для дров, рылся в камине, а потом потер лицо, перемазавшись золой.

—Рубен,— сказала Эдит,— нам понадобятся еще стулья… Земля вызывает Рубена Блума: придется тебе принести стулья из столовой.

Циля, видимо, что-то недопоняла и, видимо, велела мальчикам сесть, так что они разлетелись по насестам: мы с Эдит пикнуть не успели, как Джонатан с Бенджамином уже заняли хрупкие шейкерские стулья напротив дивана.

Идо, оставшись без стула, попытался было забраться к Джонатану на колени, но его спихнули, потом к Бенджамину на колени, его спихнули и оттуда,— шейкерские крепления и плетеные сиденья пугающе тряслись,— Идо упал на пол (в опасной близости от чиппендейловского столика), с плачем отполз вытереть мокрое от слез и черное от сажи лицо о бок дивана и угнездился между родителями.

Я принес из столовой два крепких стула с алюминиевыми каркасами, поставил их с краю, сел на один и уставился на другой, гадая, как вежливее попросить старших мальчиков пересесть.

—Я приготовила шведский стол,— сказала Эдит,— множество всяких закусок, но, наверное, детей лучше угостить чем-то другим?

Циля не ответила, она гладила по голове ревущего чумазого мальчишку, и Эдит попыталась еще раз:

—Вы не возражаете, если я угощу мальчиков пе-чень-ем?

Циля недоуменно повторила по слогам: «Пе-че…», но Джонатан перебил:

—Печенье, это называется печенье.— И пояснил Эдит:— Мы говорим по-английски.

—Мы не идиоты,— подхватил Бенджамин.

—А он?— спросила Эдит и добавила, обращаясь к Идо:— А ты?

—А он идиот,— ответил Джонатан.— Правда, Идди? Я прав? Идди, ты ведь идиот и не говоришь по-английски?

Идо потянулся к матери и произнес хриплым от слез голосом:

—Печенье.

Циля подняла Идо, обнюхала его, уложила на столик и, даже не подстелив полотенце, стащила с него штаны и сняла подгузник.

—Мальчики едят все,— казалось, она обращается к содержимому подгузника.— На самом деле ему не нужен подгузник, разве что ночью или если мы долго едем на машине.

Эдит моргнула и ушла на кухню. Циля раскопала в сумке рулон туалетной бумаги, принялась вытирать Идо, и я предложил:

—Бен, Джон, давайте поменяемся местами.

Но Бенджамин наклонился над зольною наготой младшего брата и щелкнул его по пенису. Циля шлепнула его по руке, Идо разревелся.

—Какашечные печенья с шоколадной крошкой,— Бенджамин указал на подгузник,— какашечные печенья с шоколадной помадкой.

—Это не какашки,— сообщила мне Циля,— это пи-пи… пиш…

—Моча.— Джонатан оторвал лепесток пуансеттии.

—А это кто?— Нетаньяху указал на выставленные напоказ семейные портреты в рамках, купленных в «Сирз», взял одну, вгляделся.— Ваша дочь?

—Джуди. Джудит.

—Иегудит.

—Она весь день учится, она старшеклассница, боюсь, вы с ней разминетесь.

—Это ивритское имя, Иегудит, гои признают ее книгу, но в еврейский канон ее не включили из ханжеских соображений[84]. Считается, что Иегудит, героическая еврейка, соблазнила ассирийского военачальника Олоферна, напоила и накормила его, а когда он опьянел, достала меч и отсекла ему голову.

—Ее назвали в честь бабушки Эдит, жены хлеботорговца из Трира, потом он торговал застежками-молниями на 34-й улице.

Нетаньяху поставил фотографию обратно на столик, прислонив меня, Джуди и Эдит вверх ногами к лампе.

—Идо был пророк, он писал книги, мы знаем об их существовании, но теперь они утрачены. Джонатан — это Йонатан[85], Бенджамин — Биньямин[86]. Их вы наверняка знаете из Танаха, канонической Библии.