Когда мы остаемся одни - Тамара Михеева

– Да нет, я не об этом, – мама нахмурилась, отвела взгляд. Янка наконец сообразила, что её что-то гнетёт, о чём-то она упорно думает.

– Что-то случилось, что ли?

– Да нет, что могло случиться? А где ты всё возьмёшь? Ну, там рюкзак, палатку, спальник?

– Мне Тарас даст. Завтра ему позвоню, чтобы привёз. А палатка мне не нужна, что я, не найду, с кем поспать?

– Яна!

– Ой, мама, какая ты испорченная! – Это они уже шутили, уже играли. Но всё равно Янка почувствовала, что что-то с мамой не так, что-то она от неё скрывает, какая-то мысль не даёт ей покоя. Так уже было. Год назад. Когда мама не знала, как сказать им про развод. Ну а сейчас-то что? Может, у неё кто-то появился? Ну и пусть, Янка не будет против, она уже взрослая, она понимает. Или тут другое?

Разбираться Янке было некогда. Тут ещё бабушка, вопреки обещанию, попросила освободить комнату в скворечнике:

– Ты на целую неделю уезжаешь, а сейчас самый сезон! Ничего, поживёшь с мамой и Ростиком до конца лета.

Если бы не приближающийся поход, Янка, конечно, надавила бы на бабушкину совесть, но всё в ней ходило ходуном, она только и могла, что беспричинно улыбаться и петь, петь от радости, предвкушая встречу.

Вечером позвонил Таль. Они встретились у камня. Таль был с Маруськой, сказал неловко:

– Вот услышала, что с тобой разговариваю, и увязалась.

– Я буду тихо стоять, – тут же пообещала Маруська. Янка погладила её по голове. Посмотрела на Таля. Лицо у него было упрямое. Интересно, помнит он, что вчера ей наговорил? И тут же поняла: помнит.

– Янка… Я вчера был пьяный… Ты меня прости.

– Только больше не пей.

– Никогда. Мама вчера меня так пропесочила, что уж, поверь, – усмехнулся Таль. И вдруг взял её за руку. – Я хочу тебе сказать… что… в общем, всё, что я тебе вчера наговорил – всё правда. И я говорил не потому, что пьяным был, а потому что… – он запнулся.

– Совесть замучила?

Таль свёл тёмные брови в одну черту. Янке захотелось дотронуться до них пальцем, разгладить. Зачем она с ним так? Видно же, что он переживает. Таль вынул из кармана белые камешки, сказал Маруське:

– Иди вон, в море камешки покидай.

– А вы?

– А мы отсюда смотреть будем.

Маруська послушно пошла. Они и правда какое-то время смотрели на неё. Потом Таль сказал:

– Моя совесть – мои проблемы. Я имел в виду… что всё остальное – тоже правда.

– А что остальное? – Янка понимала, что издевается сейчас над ним, но не могла остановиться.

– Что я люблю тебя. Давно. И навсегда.

Он так сказал это… по-взрослому. Даже как-то строго. Вся весёлая злость в Янке тут же испарилась, тонкой струйкой вылетела и улетела на край земли. Вот. Её любят. Ей честно и прямо говорят об этом. Не в письме, не смской, не на пьяную голову, а вот так – на берегу моря, глядя в глаза. И Янка растерялась. Потому что не знала, что ответить.

– Таль, смотри, у меня два блинчика спеклось! – крикнула Маруська. – Ян, смотри, смотри!

– Ага, вижу, ты молодец! – сказала Янка, и вдруг ей показалось, что Маруська – их с Талем дочь, что со стороны их, наверное, можно принять за семью. И стало опять весело.

– А я в поход иду. Через три дня. Представляешь, мои одноклассники сюда приезжают, чтобы в горы пойти. Я по ним так соскучилась, особенно по Майке, и так рада, что они приедут, потому что мама бы меня всё равно туда не отпустила…

Она оборвала сама себя и сказала уже серьёзно. Так, чтобы Таль понял её ответ на его признание:

– Таль, пойдём с нами.

Тарас примчался по первому же Янкиному звонку. Вместе с Юлей. Бабушка охала-ахала, смотрела выразительно. Янке даже смешно стало: будто человек обязан до тридцати лет жениться! Тарас привёз ей тот же рюкзак, с которым Янка ходила зимой. Она обрадовалась ему, как старому приятелю. «Лучшие спортсмены»? Зато Янка уже была в Крымских горах, а они – нет. От предвкушения встречи всё внутри у неё пело и дрожало. Но было ещё одно очень важное дело.

– Тарас… С тобой хочет один человек поговорить. Это очень важно. Можешь с ним встретиться?

– Ну… давай? А что за сложности?

– Ну, надо.

– Надо так надо. Когда?

– Если можешь, сейчас.

– Ладно.

– Он будет ждать тебя у Лягушки. Ну, где камень ещё такой…

– Ты мне будешь объяснять, где Лягушка у нас! – Тарас обнял её за плечи. Он был необыкновенно счастливый все эти дни. Бабушка тихонько крестилась на образ в углу, и Янка явно слышала в её молитвенном шёпоте «Юлечка».

– И кто этот загадочный «он»? – допытывался Тарас, натягивая футболку.

– Иди, иди, узнаешь.

Как только Тарас вышел за калитку, Янка набрала Талю.

Мама хотела проводить её до Симферополя, но Янка наотрез отказалась. Что за детский сад? И ей надо было собраться с мыслями. В автобусе она забилась на последнее сиденье у окна, поставила рюкзак между ног, зажала его коленками. Отвернулась к окну. Автобус был полон туристов, загорелых, закончивших свой отпуск, они ехали в Симферополь, чтобы разлететься по своим далёким городам.

Таль. Надо подумать о Тале. Устроив ему встречу с Тарасом, Янка дома, конечно, не усидела. Озираясь, боясь, что кто-нибудь её окликнет, она добралась до Лягушки, увидела, что Таль и Тарас встретились, вот пожимают друг другу руки, и Таль начинает говорить. Из-за прибоя, ветра и музыки, которая вечно гремит в пляжных кафешках, ничего не слышно, но Янка, спрятавшись за камнем, отлично видела и дядьку, и Таля. Тарас сел на песок и взглядом велел Талю тоже сесть. Он слушает. Он молчит. И Янке страшно. Страшно за Таля, страшно, что Тарас сдаст его каким-нибудь органам (кто у них тут отвечает за пожары в лесах?), страшно, что не простит. Она силится услышать хоть слово и понимает, что бесполезно. И подходить нельзя. Это Янка тоже понимает. Есть события, которые касаются только двоих людей. Таль уткнулся головой в сомкнутые на коленях руки. Янке показалось, что он плачет. Может быть, так оно и было, потому что Тарас обнял его за плечи и притянул к себе. И так они сидели долго-долго.

Когда Тарас вернулся, Янки дома не было. Мама отправила её в магазин. А когда она вернулась, уже приехала с работы Юля, от Тараса не отходила, не спрашивать же при ней. Да и как спрашивать? Янка только поглядывала на дядьку, но он делал вид, что не понимает её взглядов. Сажая её сегодня в автобус, Тарас сказал:

– Осторожнее там, по скалам не скачи!

Вот и всё. С Талем ещё непонятнее. Вечером они гуляли со Светкой и Дашей. Даша сильно отравилась на своём дне рождении коктейлем Шрамко и Иванова, ничего не помнила или делала вид, и Янка тоже сделала вид, что ничего не было. Вечером они зашли за ней как ни в чём не бывало. А потом встретили Таля и Захара. Весь вечер они ходили по Посёлку вместе, смеялись, зашли за близняшками Ясько, а за Шрамко и Данилом, конечно, нет, перемыли им и Оксане косточки, но ни разу ни словом, ни жестом Таль не намекнул Янке, чем закончился его разговор с Тарасом. И о разговоре с ней тоже не напомнил. Только смотрел. И пошёл провожать. Они молчали всю дорогу. У калитки долго целовались. Янка спросила про поход, но Таль сказал, что не пойдёт, а почему, объяснять не стал. И вот сейчас Янка едет в Симферополь, и уже через два часа она увидит и Майку, и Варю, и Рябинина… и будет думать о Тале.