Девушка с синей луны - Инна Бачинская

– Лучшие уходят первыми, – сказал Добродеев.

– Может, все-таки любовь? Леночка, конечно, не психолог, но, знаешь, Леша, я давно понял, что женщины психологи неосознанные, инстинктивные, даже самые глупенькие. Их психология – чувство, инстинкт, который заменяет интеллект. Она сказала, что Рута как будто мстила Венкате за что-то, издевалась, а потом и вовсе ушла. Как по-твоему, как воспринял ее уход такой альфа-самец, как Венката?

– Он знает себе цену, Христофорыч. Никак не воспринял. Он величина, а тут какая-то девчонка. Может, Вагант? Я бы поставил на Ваганта, если что…

– Надо бы узнать про этого… – Он снова заглянул в бумажку. – Влада Курко из Молодежного. Наш друг-режиссер Виталя Вербицкий еще в седле? Поговори с ним, узнай, что за перец этот Вагант. Он был последним, кто контактировал с Рутой перед смертью. От Венкаты ушла, с подругой рассталась, с близкими встречалась редко. Тем более Диана была в Таиланде, а от братца она шарахалась как от чумы. Интересно, что он скажет.

Добродеев кивнул.

– Кстати, знаешь, что значит Ия? «Фиалка» с греческого.

– Синяя!

– Скорее фиолетовая. А как тебе Венката? – ухмыльнулся Монах. – Ну, жучила! Я ведь чувствовал! Что Леня-Бард, что великий гуру Венката… шаромыжники! В каком мире мы живем, Лео? Куда мы идем? Где нормальные мужики? Иногда я думаю, что я отстал от поезда, все уехали, а я остался в незнакомом месте без гроша в кармане, понятия не имея, где я. Со сломанной ногой.

– Не согласен, Христофорыч. Жулики были всегда. Зато сейчас жизнь стала разнообразнее, любой может найти свою нишу, не рискуя прослыть диссидентом и изгоем. Ты, я, Жорик… даже Эрик. Сиди себе в своей нише и общайся с себе подобными… отставшими от поезда. Поле для общения немереное. Никому до тебя нет дела, даже старухи на скамейках у подъездов, страшный суд, пропали, заметил?

– Заметил. Особенно Эрик, – покивал Монах.

– Знаешь, Лео, Мне всегда нравилась формулировка «зато». Этот тип, конечно, сволочь и жулик, зато хороший семьянин и не отказывает в займе. Венката, конечно, альфонс и прощелыга, зато йог и мудрец, я его уважаю. Эрик, конечно, больной на всю голову, зато хороший программер.

– Особенно Эрик. Насчет Венкаты – это еще доказать надо, что жулик, я его действительно уважаю. Как сказал профессор Хиггинс: где вы видели мужчину, порядочного, когда дело доходит до женщин?

– Так и сказал?

– По смыслу. Я готов с ним согласиться, скажем, процентов на семьдесят. – Он подумал немного и добавил: – Даже на восемьдесят пять. Если кто-то хочет пожертвовать какую-то сумму на развитие центра… не вижу криминала.

– Кто-то, кому-то, – фыркнул Монах. – Не кому-то, а йогу, который спит со спонсорами. Что стало с моралью, Лео? В старое доброе время ему не подали бы руки. А секту запретили.

– Прекрасно помню время, когда все запрещали. А руки можешь не подавать, на здоровье. Куда-то не туда мы заехали, Христофорыч, что делать будем? Я чего-то запутался. Мне кажется, мы копаемся в старом тряпье на чужом чердаке, и я задаю себе вопрос: какого черта? Как это связано с убийством Леонида?

– Какого черта, Лео! Где твое репортерское чутье? Ведь несет горелым, хоть нос зажимай, неужели тебе мимо кассы? Тайны, недоговоренности, убийства и самоубийства, девушка-лунатик, наконец! Да ты должен ухватиться за тему всеми шестью конечностями! В смысле, четырьмя. Неизвестно, какие скелеты закопаны на этом чердаке и что мы в конце концов выкопаем. Дел непочатый край, Лео. Мы не опера́, мы вольные каменщики, нам торопиться некуда, над нами не каплет, начальство не выкручивает руки и не угрожает лишить премии. Так что будем копаться, пока не выкопаем. А посему предлагаю следующее: поговорить с майором насчет Дениса Рудника. Раз! – Он загнул мизинец. – Поговорить с Виталей Вербицким насчет Ваганта, Влада Курко. Два! – Он загнул средний палец. – Снова поговорить с Дианой. Три. И четыре… – Он ухмыляясь смотрел на Добродеева.

– Четыре? – подхватил тот. – Снова поговорить с Венкатой?

– Не мешало бы. Это пять. А номер четыре в нашем криминальном меню – квартирная хозяйка Леонида, Галина Андреевна Крутовая. Мы встречаемся с ней завтра в полдень в кафе около пушек. Люблю встречаться с женщинами около пушек.

Добродеев фыркнул.

– Да уж, романтик ты наш. Она согласилась?

– Женщины, как правило, мне не отказывают. Я позвонил, представился, попросил о помощи. Кто откажет бедному заплутавшему волхву и экстрасенсу в помощи? Никто. Особенно ее впечатлила моя сломанная нога. Она сразу перестала сопротивляться и согласилась, хотя подозреваю, в парке не была с юности и вряд ли помнит, где пушки. Мужчина с чем-нибудь сломанным пробуждает в немолодых женщинах материнские инстинкты. Ей хочется пожалеть его и погладить по головке.

Без четверти двенадцать Монах сидел у пятой со стороны города пушки, той, что рядом с кафе, и поджидал квартирную хозяйку Леонида Галину Андреевну. Как всегда большой и внушительный, выставив вперед ногу в гипсе; с пучком волос на затылке и пестро-рыжей бородой; в черном свитере, с серым шелковым шарфом – подарком Дианы – в несколько рядов на шее. Вес, борода, пучок на затылке, шарф, громадная нога в гипсе придавали Монаху вид несколько гротескный и богемный, а также в меру опереточный. Редкие гуляющие так и пялились. Добродеев по замыслу должен был появиться позже и как бы совершенно случайно, чтобы не спугнуть Галину Андреевну, которая и так натерпелась.

Монах пришел раньше, чтобы рассмотреть женщину прежде, чем она его заметит, так как человек, который не осознает, что на него смотрят, выглядит совершенно иначе, чем тот, который сознает. Он и ведет себя иначе. Та самая кинесика и склонность к игре. Весь мир – актеры… или как там сказал великий драматург.

Он заметил ее издали. Она медленно шла, оглядываясь – в крупной, крепко сбитой фигуре чувствовались напряжение и неуверенность. Сжатый намазанный бордовой помадой рот и нахмуренные брови выдавали волнение. С лакированными короткими кудряшками-блонд, в строгом коричневом костюме и сером шарфе, таком же, как у Монаха, только не завернутом вокруг шеи, а свободно свисающим чуть не до земли, и с большой черной сумкой через локоть, чувствовалось, очень тяжелой.

«Надеюсь, не орудие защиты, – подумал Монах, с трудом поднимаясь женщине навстречу и призывно взмахивая рукой. – Утюг какой-нибудь».

– Сюда, Галина Андреевна, я здесь! Добрый день! Спасибо, что пришли.

Она во все глаза рассматривала Монаха. Она даже забыла поздороваться. Он протянул руку, она не сразу протянула в ответ свою.

Он тряхнул ее руку.

– Олег Монахов! Может, в кафе, Галина Андреевна? По кофейку! Посидим, поговорим по душам.

– Ага, здравствуйте. Можно. Только я кофе не пью.

– Тогда сок или пиво. Пиво пьете?