Серебряный волк - Алла Гореликова

– Я рад, люди, что говорите вы о мире. – Странный голос у него, растерянно думает Лека. Тихий, слегка шепелявый; казалось бы, к такому прислушиваться придется, и то половину упустишь, но нет, он не просто внятный: слово ложится к слову, будто кирпич к кирпичу, весомо и плотно. – Однако не нравится мне, как вы говорите. Приходя в гости, не отвергают обычай хозяев.

– Может, и бывали здесь гости до нас, вот только наверху некому рассказать о ваших обычаях. Прости, почтенный, если что не так. Мне не у кого было научиться.

– Э-э-э, прав ты, принц! У вас наверху ежели и остался кто знающий, так тебе всяко не расскажет. И все же в таком деле, как переговоры, лучше не отступать от традиций. У нас, видишь ли, не принято начинать новых отношений, не подведя черту под старыми. Уж коль согласны вы, что причинили нам зло, – покайтесь. Признайте свою вину – и получите воздаяние или прощение. А потом можно будет говорить и о будущем.

– Покаяться?! – Чего больше в голосе принца Полуострова? Возмущения или все же удивления? – А вы, вы не собираетесь просить нас о прощении? Вы разорили мою страну, вы хозяйничаете у нас наверху, как в собственной кладовой, по вашей вине умирают люди, никаким боком не причастные к этой проклятой войне, – а каяться мне?

– Ты сам пришел к нам, принц, и за тобой первый шаг. Так преклони колени и признай…

– Я?! – Теперь в чувствах принца Карела не усомнился бы и ребенок. – На коленях пред нелюдью?! Да тысячу раз дам я себя убить, чем так пятнать свою честь! Клянусь Светом Господним, если вы не хотите…

– Погоди, Карел, – останавливает его Лека. – Не горячись. Мы пришли сюда для переговоров, а переговоры ведут с равными. Не зазорно признать вину перед равным… или тебе совсем уж не в чем оправдываться за людей? Да и в том прав почтенный, что мы здесь в гостях, и стыдно нам не почтить обычаи хозяев.

– Ну и начинай, – огрызается Карел, уже остывая. Яростный нрав отца вспыхнул в нем – и погас, оставив еле уловимое напряжение между людьми и стариком-гномом.

– Ладно… – Лека на миг задумывается. Карел, забыв о владевшем им минуту назад гневе, смотрит на принца соседнего королевства с насмешливым любопытством: мол, поглядим, как ты каяться станешь, равный среди равных…

– Почтенный, я говорю сейчас не только как друг и родич Карела. Я Валерий, наследный принц Двенадцати Земель. У нас с вами мир, и потому пришел я сюда, что не желаю для своей страны того, что переживает сейчас Таргала. Но, может, и наша вина есть в том, что происходит здесь. Не раз король Анри просил нашей помощи, а мы отказывали – и только. Может, будь мой отец король тверже тогда, поставь он мир с вами условием торговли… Слишком долго мы не понимали, что эта война коснется и нас. Хозяин Подземелья, – Лека опускается на колени, – я признаю вину своего короля и готов за нее ответить, как подобает сыну и наследнику. Я прошу Подземелье о мире с Таргалой.

– Что тебе до этой страны, принц Валерий? У тебя своя есть. Твой отец торгует с нами, и мы знаем его как мудрого правителя. Уж он-то не станет искать с нами ссоры ради парочки рудников, с которыми люди все равно не смогут управиться.

– Если падет Таргала, в мою страну придет война. Думаю, знай мой отец то, что знаю сейчас я, он просил бы вас о том же.

После короткого молчания на колени рядом с Лекой становится Серега:

– Это не наша война, но я дрался с вашими воинами. Правда, они напали первыми… но те, кого я убил, не оживут, им все равно теперь, кто прав, кто виноват. Если нет иного пути к миру… – Серый запинается, сглатывает. И продолжает: – Хозяин Подземелья, за кровь твоих воинов я готов заплатить своей.

– Интересные речи. А скажи-ка, человек, ты и впрямь готов умереть? Или надеешься получить прощение ради дружбы твоей с тем, кто нужен нам для переговоров?

– Я признаю ваше право на месть. Мой король не воюет с вами, значит, и я не должен был… Я виноват, а прощать или нет, – Серега встречается взглядом с отливающими зеленью глазами гнома и опускает голову, – как решите, так и будет.

На этот раз тишина длится долго. Карел смотрит на Серегу, и лицо его каменеет. Но вот он переводит взгляд на гнома и произносит, глухо, словно через силу:

– Тяжелое наследие ждет меня. Таргала обеднела и обезлюдела, и долго придется наводить в ней порядок, даже если мир заключен будет прямо сегодня. А каждый день войны столько приносит бедствий, что изжить не хватит и года. Не я начал эту войну. Будь я королем, когда начались нелады наши, я бы постарался уладить их сразу. Пока не накопилось с обеих сторон столько жертв… – Карел замолкает, кидает быстрый взгляд на Серегу и опускает голову. – Ну, что ж… Я сын своего отца. Пусть он отрекся от меня – но я не вправе отказываться от его долгов. Я признаю его вину перед Подземельем и готов платить за нее.

Карел тоже опускается на колени, но голову поднимает и смотрит теперь гному прямо в глаза.

– Платить? – желчно вопрошает гном. – Любую цену? И даже по вашему древнему закону – «око за око»? После всего, что делали люди с нашими пленными? Или ты не знаешь, принц, что вытворяют с нами солдаты твоего отца?

Тишина виснет в Сердце Подземелья. Такая тишина… похоже, люди перестали дышать, и даже огонь замер на долгое мгновение.

– Знаю, – тяжко и глухо отвечает принц. – Я видел. И ни разу не пришло мне в голову напомнить им о воинской чести.

– Э-э-эх, понятно дело, – тянет гном, – ведь честь в ходу только меж людей. Честь, и справедливость, и право, – что они для нелюди?

– Наверное, так я и считал, – удивленно соглашается Карел. – Да нет, я вообще не задумывался об этом! Понять не могу, почему?! Даже тогда, когда мы решили, что нужно идти сюда… к вам… многое вспоминал я, но не… Боже мой, да вы должны считать нас негодяями, мразью бесчестной!

Хозяин Подземелья качает головой:

– Э-э-э, принц… для всех народов одна должна быть справедливость и право одно. И когда-то мы с вами так и жили, я еще помню те времена. А честь… каждый ведь понимает ее по-своему. Даже меж людей. Однако говори, принц. Говори, я хочу слышать, что теперь ты скажешь, теперь, когда речь зашла о чести.

– Что могу я сказать? За честь свою каждый в ответе сам, но больший спрос с господина, чем со слуги, и стократ больший с короля, чем с любого из подданных его. Я пришел сюда, как будущий король Таргалы. – Карел криво, через силу улыбается. – Значит, я и ответить должен, как подобает королю. Раз одна справедливость и право одно… я согласен, так и должно быть! Что ж… за бесчестие нет прощения. Карайте. Ваши обиды, ваше право.

– А не потому ли говоришь ты так, гордый сын жестокого отца, что надеешься на нашу слабость? Может, ты думаешь, что мы не посягнем на того, кто пришел со словами мира?

– Кто из живущих ныне поверит в слабость Подземелья! – Карел снимает через голову серебряный с изумрудами шнурок охранительного амулета, бросает к ногам гнома. Чуть слышный удар – камень о камень – отзывается неожиданно звучным эхом. – Черту мы подводим, так? Не прикрываюсь я выгодами будущего! Виновен – отвечу! Я слыхал, месть ваша бывает такова, что смерть становится избавлением, а не карой. Так вот, я согласен. Пусть. Ваше право. И я клянусь… клянусь благоденствием Таргалы, не отступлюсь я от слов своих. Что бы ни решили вы. Моей стране нужен мир, и я готов платить. По всем долгам, за всю войну – готов. Иначе не было б меня здесь. Мало чести нам в этой войне, – тихо оканчивает он и опускает голову.