Корейские мифы. От небесного владыки и принцессы Пари до королей-драконов и духов-хранителей - Кёндок Ли

Лживые выдумки Чон Сунама

Закончилась осень, миновала зима, и снова расцвели весенние цветы. Дни Чачхонби были неизменно наполнены ожиданием.

Однажды она, как обычно, выглянула в окно: не вернулся ли ее возлюбленный. Юноши Муна нигде видно не было, зато Чачхонби заметила повозки с дровами, которые везли с гор соседские слуги. В вязанках дров тут и там пестрели яркие цветы – должно быть, случайно срубили ветки багульника. Чачхонби залюбовалась цветами. «Будь у меня букет, глядя на него, я бы забывала о своей печали», – пробормотала девушка. Она вышла за ворота посмотреть на цветы поближе и увидела Чон Сунама – сына служанки, родившегося с ней в один день. Тот развалился на солнце и вылавливал из одежды вшей. Чачхонби вспылила:

– У других людей слуги и дров нарубили, и цветы привезли. А ты все бездельничаешь, только и знаешь, что блох ловить. Сходил бы тоже за дровами, да и цветов бы принес. Вон какая красота!

Чачхонби выплеснула на него всю горечь, накопившуюся в душе от долгого ожидания.

– Дадите девять быков и девять лошадей – я вам и за дровами схожу, и цветов принесу, – лениво ответил Чон Сунам.

На другой день Чачхонби дала ему девять быков и девять лошадей. Чон Сунам взял с собой обед и пошел в горы. Он уже давно никуда не ходил, поэтому скоро у него разболелась спина и заныли ноги. Прежде чем браться за работу, Чон Сунам решил передохнуть. Привязав быков и лошадей, слуга лег и заснул глубоким сном.

Он спал и спал, поворачиваясь лицом то к востоку, то к западу. Он так долго спал, что за это время все девять быков и девять лошадей околели. Проснувшись наконец, Чон Сунам увидел, какая стряслась беда, однако и бровью не повел.

Свалив мертвых животных в кучу, сын служанки набрал веток и разжег костер. Своими длинными, как лопатки для риса, ногтями он освежевал туши и поставил их жариться. Когда мясо стало готово, ленивый слуга кусок за куском съел его все. Девять быков и лошадей исчезли без следа, только шкуры остались.

Собрав шкуры и повесив за плечо топор, Чон Сунам неспешно поплелся вниз. По пути ему встретился пруд, в котором плавала красивая утка. «Хорошо бы хоть какую-то добычу с собой принести», – подумал служанкин сын и бросил в птицу топор, но не попал – утка улетела. Чон Сунам разделся и полез за топором в воду. Он обыскал весь пруд – топора нигде не было. Скребя в затылке, Чон Сунам вышел на берег, но ни его одежды, ни шкур быков и лошадей там не оказалось – должно быть, кто-то украл.

Так Чон Сунам потерял девять быков, девять лошадей, топор и даже собственную одежду. Он набрал широких листьев, прикрыл срамные места и, стараясь не попадаться людям на глаза, побрел домой.

Опасаясь получить взбучку, Чон Сунам пробрался через черный ход и спрятался на заднем дворе за горшками с соусом. Когда служанка пришла взять соуса к ужину, она заметила чью-то тень и, испугавшись, сказала об этом хозяйке. Чачхонби вышла посмотреть. Ей тоже показалось, что за горшками кто-то есть.

– Ты человек или дух? Коли дух, сейчас же убирайся! Коли человек, покажись мне на глаза! – крикнула Чачхонби.

Тогда из-за горшков появилась тень.

– Я не дух. Это я, Чон Сунам.

Служанкин сын предстал перед хозяйкой в самом неподобающем виде. Листья и ветки едва прикрывали его срамные места.

– Ах ты, грязный негодяй! Ты только посмотри на себя! Откуда ты такой взялся? И где быки и лошади?

Чачхонби долго его распекала, и Чон Сунам наконец кое-что придумал. Он знал, что девушка ждет не дождется юношу Муна, и решил соврать.

– Я встретил в горах Муна!

Имя любимого подействовало на девушку как волшебство – она тут же переменилась.

– Юношу Муна?

Чон Сунам продолжил свой рассказ так, словно все было на самом деле:

– Да, я пошел в горы, увидел Муна со служанками, вспомнил про вас и стал за ним следить. В это время быки и лошади куда-то подевались. На обратном пути я решил поймать утку в пруду, и вот даже одежду потерял.

– Когда же он придет опять? – радостно спросила Чачхонби.

– Сказал, послезавтра в полдень, – ответил Чон Сунам.

Сердце Чачхонби готово было выпрыгнуть из груди. Она даже не жалела о потере девяти быков и девяти лошадей. Девушка бросилась в дом и стала готовиться к встрече с любимым. Время двигалось черепашьим шагом, но долгожданный день все-таки наступил.

– Чон Сунам, что бы нам взять с собой на обед? – спросила Чачхонби, собираясь в горы, чтобы встретиться с Муном.

Немного подумав, служанкин сын ответил:

– А сделайте гречишную запеканку. Себе – из пяти тве гречишной муки и пяти пригоршней соли, а мне довольно и пяти маль гречишной мякины со щепоткой соли.

Чачхонби последовала его совету, пока Чон Сунам накормил лошадь сеном. Девушка принарядилась и велела слуге приготовить лошадь. Тот тайком подложил под седло обломки ракушки и крикнул:

– Лошадь готова, выходите!

Едва Чачхонби села в седло, лошадь подскочила от боли: ракушка впилась ей в спину. Девушка удивленно посмотрела на Чон Сунама, а тот сказал:

– Вам-то радостно – вы встретитесь с Муном. А лошади чего радоваться? Лошадь, видать, злится.

– Как же быть?

– Надобно принести лошади жертву – девять кувшинов риса, девять кувшинов супа и девять кувшинов вина, – со смехом ответил служанкин сын.

Чачхонби думала только о том, как бы поскорее встретиться с любимым, поэтому не стала спорить и поспешила приготовить жертвенный стол. Между тем Чон Сунам украдкой взял со стола немного вина и влил лошади в ухо. Та затрясла головой.

– Лошадь головой трясет, видать, сыта. Вообще-то эта еда положена конюху.

– Хорошо, ешь сам, – рассеянно согласилась Чачхонби, которой не терпелось скорее поехать.

Чон Сунам в один присест съел весь рис и суп и выпил все вино. (Именно с тех пор появился обычай перед свадьбой устраивать жертвоприношение лошади, а еду с жертвенного стола отдавать конюхам.) Насытившись, слуга решил еще поиздеваться над хозяйкой.

– Лошадь нужно малость объездить, – заявил он.

Чачхонби ничего не оставалось, как снова согласиться. Чон Сунам вытащил из-под седла ракушку, сел верхом и в мгновение ока ускакал за десять ли. Чачхонби пришлось тащить всю ношу на себе. За долгий путь ее пышная шелковая юбка испачкалась и истрепалась, ноги болели. А Чон Сунам, привязав лошадь к дереву, спал в тени.

Увидев это, Чачхонби от возмущения потеряла дар речи. За долгую дорогу она проголодалась, поэтому достала гречишную запеканку, которую принесла с собой. Но она была такой соленой, что есть невозможно. Чачхонби не только не утолила голода, но от соленого еще и пить захотела. Девушка подошла к ручью попить, и тут раздался голос Чон Сунама:

– Здесь Мун со служанками мыли руки и ноги. Лучше зачерпнуть воды повыше.