Золотая жила для Блина - Евгений Некрасов

Ты куда? — удивилась Лина. — На середине реки нас быстрее заметят. С воздуха — да, быстрее, — продолжая грес­ти, уточнил Блинков-младший. — А самолет на берегу.

Где? — стала оглядываться Лина.

Примерно вон там, — показал он, — стоит на опушке. Отсюда еще не видно.

Вот за что я тебя не люблю, Блинков, это за самоуверенность! — вспыхнула зеленоглазая. — Откуда тебе знать, где самолет, если ты его не ви­дишь?!

Мотор, до л го не работал, — напомнил Мить­ка. — Если самолет за это время не упал, значит, он стоит на берегу. Правый берег болотистый, зна­чит, на левом, но на левом тайга, значит, на опуш­ке. И это наш самолет, потому что другому на зем­ле делать нечего. Наши починили мотор и теперь пробуют.

И ты сразу все-все понял?!

На самом деле я догадался по аналогии, — признался Блинков-младший. — Один мой знако­мый так возится с мотоциклом: заведет, выклю­чит, что-то подкрутит, опять заведет...

Димка, ты настоящий сыщик! — потрясенно выдохнула Лина.

Ты мою маму не знаешь, — отмахнулся Блин­ков-младший, думая, как бы поосторожнее объяс­нить зеленоглазой, что самолет, может быть, за­хвачен уголовниками. А Лина, схватив разлапис­тую сосновую ветку, стала помогать ему грести. — Как твоя нога? — издалека начал Митька.

О кей. Видишь же, хожу без костыля, — улыбнулась Лина и вдруг закричала: — Плот! Дим­ка, Димочка, плот!

Плот стоял у берега, и там же было видно нача­ло просеки, уходящей в тайгу. До нее оставалось плыть километра два. Митька стал энергичнее гре­сти к берегу.

Ты что? Ты куда?! — растерялась Лина. — Рано же! Папа!

Успокойся, — попросил Митька. — Лин, ты правда считаешь, что я хороший сыщик?

Ты сумасшедший! — Отбежав от него, Лина гребла своей веткой от берега.

Остро жалея, что не рассказал ей о следах уго­ловников в заброшенной шахте, Митька бросил доску:

Ты можешь меня послушать две минуты?

Хоть двадцать, — великодушно позволила зеленоглазая. — Нам еще долго плыть.

Положи веточку.

Лина бросила ветку и села, не сводя глаз с плота.

Блинков-младший спешил. Если поскорее при­чалить к берегу, замаскировать ветками красную палатку из парашюта, то их маленький плот не за­метят. Можно будет спокойно сбегать на разведку. Он показал самородок.

Зеленоглазая из вежливости подержала желтую крупинку и вернула Митьке:

— Правда золото.

Тогда он рассказал, как свалился в шахту.

Ужас! — посочувствовала Лина, продолжая смотреть на плот. На нем вдруг появился черный человечек-муравей со странной угловатой головой.

Митька понял, что человечек в летной фуражке.

Папа! Папа! — вскочила Лина.

Человечек не слышал. Опустившись на четве­реньки, он по-звериному попил из реки. Встал, по­тянулся... И заметил их плот. Еще недолго он сто­ял, приложив руку козырьком ко лбу. Лина пры­гала, забыв про больную ногу, и махала руками:

— Папа!!! Ну, папочка!

Человечек повел себя странновато для отца, жду­щего встречи с потерянной дочерью: вдруг присел, подобрался и большими скачками улепетнул в прибрежные кусты. Еще раз он мелькнул уже на просеке и пропал.

— К нам бежит! Узнал парашют! — кричала

Лина.

Митька в этом сильно сомневался, но понимал, что Лину не переубедить. Да и времени на разгово­ры не оставалось. Он прикинул, что все время сто­ял за палаткой, стало быть, черный человечек вряд ли заметил его издалека. Свернул в узел свою пове­шенную сушиться одежду, перетянул ремнем.

В прачечную собрался? —: улыбнулась Лина.

В булочную... Лин, в той шахте были уго­ловники, — еще раз попытался объяснить все Митька.

Ты, кажется, говорил, — невнимательно от­ветила Лина, глядя на берег. Ждала, что появится ее папа.

Лина, они здесь, рядом.

Опять?! Все время пугаешь меня этими уго­ловниками, а мы их ни разу не видели!

А Бандуру ты видела?

Подумаешь! Может, ее какие-нибудь маль­чишки сломали, отморозки местные.

Ну какие здесь местные?! ;

Не знаю. И ты не знаешь. А если там дерев­ня? — Лина кивнула на просеку. — Отсюда не так уж далеко идти до Бандуры, дня два, а местные тайги не боятся.

Митька выбрал себе топор и сунул в узелок с одеждой.

К берегу ты сама сумеешь подгрести, а я пой­ду по тайге, — сказал он. — Можешь считать меня дураком.

Трусом, — с кривой усмешкой поправила Лина. — Трусишка зайка серенький!

— Вот и договорились, — ответил Митька, спол­зая в воду. Поднял узелок над головой и поплыл на спине.

Лина показала ему язык.

Про самородок болтай не сразу, — попросил Митька. — Не в первые две минуты.

Сам поменьше болтай, — огрызнулась зеле­ноглазая. — Я тебе кое-что говорила утром, так ты забудь. Если хочешь знать, у меня в Москве тьма парней, можно на зиму солить. А тебе я только чуть-чуть позволила за мной поухаживать. На без­ рыбье!

Митька плюнул в воду.

Он отплывал, плот уносило течением, и разго­варивать стало невозможно, разве что кричать. Зе­леноглазая слабо махнула ему рукой. Он помахал в ответ, вышел на берег и скрылся в тайге.

Жутковато здесь было. Древние сосны толщиной в три обхвата забирали все солнце, не давая расти ничему, кроме мха. Подстилка из палой хвои пружинила под но­гами. Сыщик бежал, перепрыгивая через сухие ветки, чтобы не шуметь. Стояла напряженная ти­шина, как будто вся таежная живность попрята­лась перед грозой. Линии отец что-то не попадался навстречу, и рев самолетного мотора умолк минут пятнадцать назад. И то и другое Митьке не нрави­лось, хотя могло иметь совсем невинное объясне­ние. Например, мотор починили, а Сергей Ивано­вич не узнал в красной палатке на плоту парашют своей дочки, вот и не бежит.

Гадать в таких случая Блинков-младший не любил — с минуты на минуту все и так станет ясно. Он бежал экономной трусцой и в мыслях объ­яснял зеленоглазой то, что второпях не сумел объ­яснить на плоту. Не трус он и не дурак, а просто так сложилось, что сейчас ему приходится отве­чать за две жизни и быть вдвое осторожнее. Да, и за ее жизнь он тоже отвечает. Нет, его никто не просил и не назначал. Разве для того, чтобы по­мочь и выручить, нужны просьбы и приказы? Нет, он себя не считает лучше Лины. Он кое-что лучше знает, но и сам готов поучиться у нее прыгать с парашютом и ловить рыбу. Да, он понимает, что ей бывает обидно. Наверное, он виноват, что не все го­ворил ей и не всегда с ней советовался. Но, по со­вести-то, Лина тоже не подарок!