Я знаю о весе все… и даже больше - Ирина Головина

Если я во взрослом ВЗР, то я скажу: Я ОБИДЕЛАСЬ! Ответственность за мою эмоцию я беру на себя.

Возможно, человек действительно имел намерение меня обидеть, а может, он пошутил, у нас у всех разное чувство юмора. Возможно, он даже хотел поддержать меня своей шуткой, а я обиделась. Ответственность за эмоцию обиды на мне. Если я в эго-состоянии РОД, я скажу: «Это Я его обидела». Ответственность за чужую обиду я возьму на себя. Почувствовали разницу?

Давай еще тренироваться (и начинай анализировать: какое для тебя более частое эго-состояние? Ты чаще в каких очках находишься? Ты – не я тебе, а ты сама – сможешь выявить глубинную причину своего, возможно, неосознаваемого психоэмоционального напряжения, своего невроза).

Кто я? В каких эго состояниях ты находишься чаще всего, с кем?

Более того, дальше мы решим, что с этим делать. Как от него избавиться, и заодно от срывов в питании, к которым это психоэмоциональное состояние ведет.

Я могла утомить тебя подробным описанием эго-состояний, но в формировании неврозов и психосоматических напряжений они играют первостепенное значение.

Все три эго-состояния нам нужны, но иногда какое-то из них в жизни человека начинает превалировать. И если это происходит давно, с самого детства, то это может стать частью характера. Именно на ответственности завязано большинство из них. Как вы думаете, преобладание в жизни какого эго-состояния дает больше стрессов? Конечно, РОД. Это повышенное чувство ответственности. Ладно, за себя все сделать на пять с плюсом, быть идеальным во всем, но ведь в РОД еще живет и повышенная ответственность за других. Это невроз ДОЛЖЕНСТВОВАНИЯ. Если говорить о негативных эмоциях, то при этом неврозе преобладает вина: «Я не проконтролировала, я не предусмотрела. Я не предупредила».

Предлагаю провести собственную психодиагностику.

Тест

Вся наша личность – это 100 %, расставь, в каком соотношении в тебе уживаются части личности. Не может быть везде по 10 % или по 90 %, в сумме должно получиться 100 %. Попробуй быть объективной. Мы все без исключения бываем в разных состояниях. Когда чувствуем себя виноватыми, или злимся, или обижаемся. И вопрос не в том, что мы испытываем эти чувства. Вопрос, как часто мы их испытываем?

Проведя свою психодиагностику, человек иногда начинает вслух озвучивать свои цифры: «У меня примерно везде по 30 %». Такие цифры не так часто называют, это достаточно гармоничная личность, с отсутствием психоэмоционального напряжения.

Какие еще могут быть варианты? Возможно, кто-то узнает себя. «У меня РОД – 70 %, ВЗР – 20 %, РЕБ – 10 %». Конечно, человек зажал свои эмоции и желания. Он больше беспокоится и заботится о ком-то. Часто это проявляется через директивность, повышенный контроль и повышенную неадекватную заботливость, от которой все устали и которой от него не требуют. Иногда он сам от этого устал, иногда эти люди, о которых он сверхзаботится, вызывают у него бессознательную злость, но злость тут же вытесняется чувством вины. Я же ДОЛЖЕН – это девиз их жизни.

История из моей жизни

Эта история, возможно, слишком подробная, но наберись терпения, дочитай. Мне важно знать, бывает ли так с тобой. Моя семья много лет назад переезжала из одной квартиры в другую. Старшей дочке тогда было лет 16, а младшей – 6 или 7. Я собирала вещи и вдруг поняла, что половина вещей из тех, которыми мы не пользуемся. Наверное, у каждого из нас есть хорошие качественные вещи, которые мы не носим. И я приняла решение: буду в новую квартиру забирать только то, что носит кто-то из семьи сейчас! Это было не просто – отказываться от хороших вещей, но, наверное, процентов 60–70 вещей я не забрала: что-то в деревню отвезла, что-то знакомые разобрали, что-то просто выставила на улицу в коробках, и через час их тоже разобрали. И вот мы живем в новой квартире. Вскоре, буквально через месяц, звонок в дверь: на пороге пятеро детей. Старшей девочке лет 15, мальчику лет 12, младшему около 4 лет. Маленького роста, худенькие. Похоже, цыгане, хотя говорили, что беженцы. «Тетенька, дай поесть», – сказали они. Я прошла на кухню и собрала им сумку еды, от всей души положила, не жалея. Я протянула им сумку, мальчик взял, а девочка, не сказав спасибо, глядя в глаза, жалобно затянула: «Тетенька, а одежды дай. У нас папы нет, а мама в больнице». Я растерялась, но открыла шкафы. Буквально пустые полки и стопочки одежды, которую сейчас носят мои дети, их самой любимой, иначе я просто отдала бы ее месяц назад. У меня было амбивалентное чувство. Какая-то часть личности, мой ВЗР рациум, говорила мне: «Ира, тебе нечего отдать этим детям. Это одежда, которая любима твоими детьми и нужна им». Но мой внутренний родитель РОД говорил, что мне должно быть стыдно за такие мысли. Это бедные несчастные дети, у которых нет папы и больная мама, и ты должна им помочь. Я стала просматривать одежду и складывать в сумку. Я положила очень хорошие вещи, которые, честно говоря, мне было очень жалко. Нашла новые кроссовки, убеждая себя, что у дочки еще есть. Сарафан для нее же, привезенный мною недавно из Парижа, еще даже с этикеткой. Я себя убеждала, что дочка быстро растет, и если сарафан впору ей сейчас, то к лету будет мал. И любимую младшей дочки розовую кофту с розовым мехом, она ее обожала, но рукава, на мой взгляд, были ей чуть коротковаты, и я приняла решение отдать. Я подала им это все. Не сказав спасибо, девочка снова, глядя мне в глаза, монотонно, нараспев, очень жалобно затянула: «А постельного белья не дадите? Папы нет, мама в больнице». Маленькие, худые, замызганные дети, вызывавшие жалость у моего внутреннего РОД и раздражение у моего рационального взрослого ВЗР. Родитель победил! Я, сдерживая раздражение, взяла первый попавшийся набор постельного белья и, открыв дверь, сунула ей и сказала: «Уходите». Но не тут-то было. Девочка, не сходя с места (и никто из них не пошевелился, видимо, они слушали только ее команду), монотонно и жалостливо запела: «А денег дай, тетенька. Папы нет, а мама в больнице. Нам надо в больницу к ней ехать». У меня началась реальная внутренняя истерика, да и внешняя тоже. Я начала кричать: «Тебя учили спасибо говорить?» Я схватила девочку за руку и потащила ее в квартиру. «Раз нет папы и мама в больнице, то живите у меня, я и мои дети будем жить на улице», – кричала я. Дети испуганно таращили глазенки. Маленький заплакал. Они вышли из квартиры. С вещами, с едой, с постельным бельем, но без денег. Я закрыла дверь, и мне стало очень плохо, плохо оттого, что я не сдержалась. У меня заболело внутри то место, где живет душа. Я даже не могла вздохнуть – так сжало в груди. Там были и стыд, что не смогла себя сдержать, и обида на этих детей, и злость, и жалость к ним. А тут еще с улицы забежала младшая дочка и сказала: «Там только что цыгане из подъезда вышли и мою кофту любимую розовую несли. Украли?» – «Нет, это я им отдала, у них папы нет, а мама в больнице», – начала я говорить и услышала в своем голосе жалостливые интонации девочки. «Ну кофту-то зачем отдала, – заплакала дочка. – Это моя кофта, я ее люблю». И на меня накатило еще и чувство вины.