Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений - Анджела Стент

Потребовалось десять недель, чтобы свергнуть власть талибов. Затем США и Россия переключились на другие насущные проблемы. Наследие, доставшееся обоим президентам от предшественников, требовало переговоров по вопросам, в которых на протяжении последних десяти лет сторонам никак не удавалось прийти к согласию, а именно о противоракетной обороне, расширении НАТО и отношениям России с Ираном.

Администрация Буша пришла в Белый дом с твердым намерением избавить страну от пут старых соглашений о контроле над вооружениями. На протяжении всей предвыборной кампании Буш и его советники заявляли, что Соединенным Штатам категорически необходимо развернуть систему противоракетной обороны, чтобы защитить себя от ядерной угрозы со стороны государств-изгоев («оси зла», как охарактеризовал их Буш в ежегодном послании Конгрессу «О положении в стране» в январе 2002 года), а также негосударственных организаций, вынашивающих намерение получить и задействовать ядерное оружие. Администрация Клинтона предпринимала попытки как-то увязать противоракетную оборону с положениями Договора по ПРО 1972 года, а вот администрация Буша с самого начала четко дала понять, что этот договор – лишнее препятствие на пути развертывания Соединенными Штатами элементов системы противоракетной обороны, способных предотвратить вероятные удары со стороны Ирана или Северной Кореи. Российская сторона выступала против, прежде всего потому, что Кремль считал принятый за тридцать лет до того режим контроля над вооружениями краеугольным камнем американо-советских отношений, который позволяет России на равных взаимодействовать с США даже в ее сильно ослабленном положении. Более того, с самого начала у российской стороны возникли подозрения относительно истинных целей противоракетных комплексов{205}. Действительно ли они будут нацелены на Иран и Северную Корею? Или истинная цель развертывания системы противоракетной обороны в том, чтобы взять на прицел российский ядерный арсенал и подорвать его жизнеспособность?

В декабре 2001 года администрация Буша объявила о выходе из Договора по ПРО 1972 года. Заместитель госсекретаря по контролю над вооружениями и международной безопасности Джон Болтон, который курировал вопросы ПРО, торжествовал: «Теперь, когда президент Буш объявил, что 13 декабря 2001 года США выходят из Договора по ПРО, опасный пережиток холодной войны официально утратил силу»{206}. Напротив, министр обороны РФ Сергей Иванов на встрече со своим американским визави Дональдом Рамсфельдом – который несколькими месяцами ранее заявил, что Россия «активно распространяет» технологии ядерного оружия в Иране и Северной Корее, – заявил, что «это одностороннее решение США не стало для нас сюрпризом. Мы по-прежнему убеждены, что оно ошибочно»{207}.

Реакция Путина на это событие была сдержанной. В официальном ответе он снова озвучил свое мнение, что это решение было ошибкой, но что Россия готова к дальнейшему сотрудничеству с США. В интервью, которое Путин дал в тот же день, он признал, что у Соединенных Штатов есть право выйти из Договора и он не собирается использовать это как повод для нагнетания «антиамериканской истерии». Путин признал также, что Буш с самого начала своего президентства не делал секрета из этого намерения и не обманывал его{208}. Джордж Буш, со своей стороны, заговорил о «новом стратегическом партнерстве» с Россией. В послании Конгрессу «О положении в стране» в 2002 году Буш отметил новую расстановку сил в мире: «В этот момент, когда открываются новые шансы, общая угроза гасит огонь прежних разногласий. И сегодня Америка во имя достижения мира и процветания как никогда раньше сотрудничает с Россией, Китаем и Индией»{209}.

Несмотря на внешнее хладнокровие по поводу выхода США из Договора по ПРО, российская сторона возражала против этого одностороннего шага. Еще и трех месяцев не прошло после 11 сентября, а уже прозвучал первый тревожный звоночек, что администрация Буша намерена проводить свой новый стратегический курс независимо от того, что думают по этому поводу в Москве. Опасаясь, что Белый дом отвергнет и другой столп контроля над вооружениями – Договор СНВ, – Путин еще в октябре 2001 года на саммите АТЭС в Шанхае заявил Бушу: «Мне нужен договор». В ответ Буш, решительно отметая советы тех сотрудников своей администрации, кто крайне скептически относился к идее контроля над вооружениями, дал согласие на новый договор{210}. «Я считаю, что мы должны сделать что-то, что переживет наши президентства. Стратегические отношения с Россией и есть то самое, что сохранит важность в последующие десять лет», – заявил Буш. Он также сказал, что «Путин подвергает себя колоссальному риску, он должен отбиваться от своих собственных троглодитов»{211}.

Следующим шагом администрации Буша с целью умалить значение договоренностей с Россией о контроле над вооружениями стало подписание Договора об ограничении стратегических наступательных потенциалов (СНП), известного также как Московский договор. Это произошло в мае 2002 года во время первого визита Джорджа Буша в Москву. Для Соединенных Штатов Договор об СНП открывал возможность предложить серьезное сокращение ядерных вооружений и при этом снять чрезмерное, как считали в Вашингтоне, регламентирование, которое предусматривали предыдущие соглашения по ОСВ и СНВ. Сам Московский договор представлял собой скупой трехстраничный документ (ряд американских критиков даже прозвали его «хайку»[25]), закрепивший обязательства каждой стороны к 31 декабря 2012 года сократить общее количество стратегических ядерных боеголовок, стоящих на боевом дежурстве, до 1700–2200 единиц{212} – в три раза меньше ограничения на количество боеголовок, установленного договором СНВ-1. Это было крупнейшее за всю историю ограничение на стратегические ядерные вооружения, закрепленное в международном договоре. Однако договор об СНП не обязывал ни одну из сторон уничтожить эти вооружения. Боеголовки можно было хранить и при необходимости снова развернуть. Кроме того, в Московском договоре отсутствовали механизмы постоянных взаимных проверок, содержавшиеся в договорах об СНВ{213}. По словам Евгения Примакова, «Россия подписала этот договор главным образом для того, чтобы положить конец практике односторонних решений США в вопросах безопасности»{214}.