Победы, которых могло не быть - Эрик Дуршмид

ряды! Держи по центру!» Град картечи сметал кавалеристов пачками, за непрерывным грохотом пушек не было слышно стука копыт. Первым скакал лорд Кардиган. До пушек оставалось менее сотни ярдов. Восемьдесят ярдов... семьдесят... шестьдесят... а вдруг и вправду удастся? Грохот и нестерпимый жар, это снова выстрелили все двенадцать пушек разом. Первая линия растаяла, всадники выбиты из седел, погребены под своими конями. Вторая линия врезалась в клубы едко пахнущего порохового дыма. Британцы дрались с яростью и ожесточением диких кошек, но русской пехоты было много, слишком много...

К своему собственному удивлению, капитан Моррис все еще оставался в седле. Его глаза, слезившиеся от густого порохового дыма, не видели ни Кардигана, ни вообще кого-нибудь из своих. Дикий, невозможный бросок через строй дымящихся пушек, только что занимавший все его мысли, был позади, в голове остались звон и пустота. Высоко занеся саблю, он начал бесцельно ездить немного налево... немного направо... вперед... назад. Он пытался осмыслить происшедшее, понять, как же это вышло, что он остался жив? И что случится на обратном пути? Как бы там ни было, у благородного джентльмена, попавшего в такую жуткую переделку, не было выбора — поступить вот так или, может, вот эдак. Нужно собрать остатки Семнадцатого уланского и вывести ребят из этого ада. В этот момент Моррис заметил приближение группы русской конницы.

— Семнадцатый, за мной!

Двадцать человек — вот что осталось от Семнадцатого! И с этими двадцатью Моррис атаковал русских. Он выл, как волк, рубил направо и налево, проклиная все и вся при каждом ударе. Почти тут же к нему на помощь пришел полковник Мейоу с жалкими остатками Тринадцатого легкого драгунского; действуя вместе, они оттеснили русских кавалеристов от батареи. Затем лорд Паджет бросил в схватку то, что осталось от Одиннадцатого гусарского; они ударили русских с фланга и обратили их в бегство. Четвертый легкий драгунский напал на русских канониров и перебил их до последнего, теперь пушки окончательно смолкли. Тем временем на Одиннадцатый гусарский начал надвигаться огромный отряд русской кавалерии. Англичане обратились было в бегство, однако лорд Джордж Паджет тут же их остановил:

— Держите фронт, ребята! Держите фронт, или всем нам крышка.

Гусары дружно развернули коней. Вместе с остатками Четвертого легкого драгунского их было не больше семидесяти человек.

— Милорд,— крикнул один из солдат,— они атакуют нас сзади!

— Ну и какого же черта мы будем делать? — спросил лорд Джордж. — Кто-нибудь видел лорда Кардигана?

Кардиган, возглавлявший эту атаку, остался невредим, а затем повернул обратно. В своем роскошном, за милю заметном мундире он проскакал в двадцати шагах от полутысячного отряда русской кавалерии. Их командир, князь Радзивилл, узнал герцога и не разрешил своим казакам его зарубить. Кардиган вернулся в расположение своих войск, не имея ни малейшего представления, что там сталось с остатками легкой бригады, не ощущая за собой ни малейшей вины за разразившуюся катастрофу — ведь он честно выполнил свой долг и «вел Бригаду со всем нужным напором».

Немногим английским кавалеристам, хоть сколько-то сохранившим способность передвигаться — верхом или пешком, грозила опасность полного окружения. Капитан Моррис решил, что хорошенького понемножку, и повел своих людей назад, где их ждала тяжелая бригада.

Тем временем Кардиган подъехал к генералу Скарлетту и разразился негодующими обвинениями — не против лорда Раглана, отдавшего роковой приказ, но против капитана Ноулана.

— Вы только оцените наглость этого человека, он понятия не имеет о субординации — проскакал прямо перед моим носом, да к тому же вопил, как полоумная баба!

Скарлет придержал его за руку и сказал:

— Милорд, вы только что проехали над трупом капитана Ноулана.

* * *

Отступление оказалось много ужаснее атаки. Кони истекали кровью, люди с жуткими ранами, едва ковылявшие вдоль просматриваемой со всех сторон долины, становились легкой добычей русских снайперов. Затем появилась русская кавалерия. К счастью, в общей суматохе боя она угодила под обстрел собственных пушек и отошла. Из Одиннадцатого гусарского, которым командовал лорд Паджет, и Четвертого легкого драгунского только семьдесят человек сумели избежать окружения, они безжалостно пришпорили утомленных коней и прорвались сквозь строй русских уланов. Пятнадцать человек из перемолотого пушками Семнадцатого уланского вместе с горсткой легких драгун из Тринадцатого промчались галопом сквозь самую гущу русской пехоты[145]. «Черти! — испуганно кричали русские.— Черти!»

«Что за кошмар была эта последняя миля, сплошь усеянная мертвыми и ранеными людьми, каждый из которых был моим другом» — эти слова были записаны лордом Паджетом в дневник чуть позже, тем же вечером.

Затем произошел знаменитый, в мочалку изжеванный прессой разговор. Лорд Паджет, только что вырвавшийся из кровавого ада, столкнулся с герцогом Кардиганом, неторопливо ехавшим в прямо противоположном направлении. Паджет пришел в ярость, и по вполне объяснимой причине. Получив от Кардигана приказ обеспечить ему «наилучшую поддержку», он, после всего пережитого, неожиданно увидел своего командира едущим откуда-то из тыла.

— Хэлло, лорд Кардиган. А вас-то что, совсем там не было?

— Еще как не было!

Этот краткий обмен репликами, услышанный солдатами и переданный ими одному из военных репортеров, дал жизнь раз за разом повторявшемуся слуху, что сам Кардиган не ходил в знаменитую атаку. Это совершенно несправедливо. Кардиган был на русской батарее, однако, увидев, что бригада почти уничтожена, он ускакал прочь, даже не оглянувшись.

* * *

Из 673 кавалеристов, въехавших в Северную долину, вернулось только 195, многие из этих ста девяноста пяти умерли от ран, а вернее сказать — от отсутствия надлежащего лечения[146].

С момента, когда лорд Кардиган скомандовал: «Бригада наступает...» прошло каких-то двадцать минут, но эти двадцать минут вошли в историю, как «Бросок легкой бригады».

А также — бессмертным стихотворением, прославившим их отвагу:

«...though the soldier knew

Someone had blundered:

Theirs not to make reply,

Theirs not to reason why,

Theirs but to do and die,

Into the Valley of Death rode the six hundred.[147]»

Ну, а если бы...

Ну, а если бы — четвертый приказ был более конкретен?

Лорд Лукан, скорее всего, понял бы его истинную цель и не предпринял бы кавалерийскую атаку без поддержки пехоты.

Ну, а если бы — лорд Лукан не проявил такого высокомерия при разговоре с импульсивным капитаном Ноуланом?

Легкая бригада атаковала бы редуты и отбила английские пушки — ну а викторианские поэты лишились бы отличного материала для создания драматических