Без права на жизнь - Геннадий Ангелов

Михо зажмурился и скривился.

Не помня себя от радости, я рванул в поисках ножа. В сенях нашлась только коса, ножа не видно было. Михо увидел меня, и чуть не упал с табуретки.

— Командир, ты бы ещё грабли принёс. Сама полезла в петлю. Дура.

— Откуда знаешь?

Я поднял косу, и принялся резать верёвку. Михо стоя на табурете и держал женщину, боялся свалиться. Колени у него дрожали.

— Подсоби, Дёма, подсоби, вот-вот упаду.

Бросая на пол косу, я обхватил его за живот, и услышал, как рвётся верёвка. Хорошо подрезал, и она с треском лопнула. Ножки у табуретки подкосились, и если бы не моя поддержка, Михо свалился бы вместе с женщиной. Осторожно опуская на пол, Михо внимательно осматривал лицо и прикладывал ухо к груди.

— Дышит, дышит…

Радостный возглас грузина давал слабую надежду на спасение.

— Тряпку давай, мокрую, надо лицо ей и губы вытереть.

— Зачем?

— Сам глянь, слизь течёт из носа и на губах. Может, сам сделаешь искусственное дыхание?

Схватив ведро и кусок тряпки, я уселся возле грузина и наблюдал. Тот смочил слегка одутловатое лицо, нос, губы, уши. На шее жертвы зияло сине-багровое кольцо.

— Сколько она висит?

— Около часа, я так думаю. Задержись мы на полчаса, не смогли бы помочь. Давай ложку. Надо язык вытащить, успела заглотить.

— Откуда ты всё знаешь, Михо?

— Эх, командир, за годы отсидки и не такому научишься. Бывало всякое. И висельники, и самоубийцы, и огнестрельные раны приходилось зашивать. Не один бунт пришлось пережить. А это похлеще войны. Не нравится мне, что зрачки у неё широкие. Красивая баба, глянь только.

Михо оскалился и принялся делать искусственное дыхание. Женщина не шевелилась.

— Может, на кровать её переложим?

— Не надо, лучше принеси что-то под голову подложить.

Я взял подушку и бросил Михо. Тот продолжал процесс реанимации. В углу висела икона, я посмотрел на образ и взмолился о помощи. Наклоняя голову, прислонился лбом к иконе, и просил Бога вернуть женщину к жизни. Старания Михо были тщетными. Он вытер со лба пот и потёр виски.

— Сейчас, пару минут отдохну, и снова за дело. Жаль, если опоздали.

— Может, помог кто-то?

— Кто, командир? О чём ты.

— Повесить помог, сам ушёл.

— Эх ты, командир. Дверь изнутри закрыта на засов. Раз. Второе, в доме порядок и не видно следов грабежа или насилия. Когда мы влезли в дом, только табуретка валялась. Остальное всё было в целости и сохранности. Это три.

— С чего ты взял, что она недавно повесилась?

— На конечностях нет трупных пятен. И след от верёвки совсем свежий. Узел женский, слабый. Мог развязаться в любой момент. По всему видно, что она сама решила уйти из жизни.

Он тяжело вздохнул и снова принялся за дело.

— Давай, милая, давай. Ты должна жить, детей рожать, а не в земле сырой лежать.

Михо не выдержал и принялся хлестать женщину по щекам.

— Господи, помоги мне, верни к жизни, — причитал он. — Обещаю исправиться, жениться, завести семью. Клянусь.

Я стоял сзади и понимал, что шансов нет, ни одного. На душе было гадко и противно. Не вовремя мы здесь оказались. Это не наша жизнь, чужие люди, события. Какое мы имеем право лезть туда, куда всем смертным закрыта дорога?

— Брось Михо, ты сделал всё, что мог. Она — не жилец. Надо будет похоронить.

Грузин насупился и молчал, в глазах у него блестели слёзы.

— Пошли.

— Куда?

— Искать лопаты, в сарай. И брось называть меня командир. Я такой же, как и ты заключённый.

— Где хоронить будем?

— Подумаем может за деревней есть кладбище. Кто она такая, интересно узнать. Ладно, идём.

Михо вышел первым, я следом. Небо, усыпанное звёздами и тёплый воздух, чуть прояснил голову.

— По-мо-ги-те, — услышал я хриплый голос, доносившийся из дома.

— Не может быть!

— Что там, Дёма? Кричишь, как будто случилось чудо, и ангелы спустились на землю.

Я забежал в дом и увидел, что женщина дышит и шевелится.

— Воды, дайте во-ды, — прошептала она, и закрыла глаза.

Набрав в ковшик воды из ведра, я поднёс к губам женщины и чуть приоткрыл рот. Она стала с жадностью глотать, пока не закашлялась. Убирая ковшик, я вытер губы и шею.

— Это Вы меня спасли? Зачем?

Её вопрос заставил меня вздрогнуть и разозлиться.

— Так это ты сама в петлю полезла? — крикнул я, и хотел ей как следует врезать, но мою руку перехватил грузин.

— Остынь. Это настоящее чудо, что она выжила. И, правда, что ангелы пролетали над домом несчастной и заглянули, как и мы на огонёк. Давай поднимем и положим её на кровать. Терпи, милая, терпи, сейчас поможем.

Женщина сопротивлялась и повторяла без конца: ну зачем, зачем, кто вас просил спасать меня…

— Заткнись, ненормальная, много ты понимаешь. Кто тебя надоумил так поступить?

Глаза женщины были водянистые, она ещё не совсем пришла в себя, часто дышала, держась рукой за грудь.

— Не хочу жить, не хочу…

Тут уже Михо не выдержал, и как следует, выругал несчастную. Мы уложили её на кровать и укрыли цветным одеялом.

— Лежи, тебе покой нужен. Как зовут тебя, красавица.

Михо был сама любезность, и всячески опекал женщину. По всей видимости, она ему понравилась, и поведением своим он показывал, что перед ней настоящий мужчина, пусть незнакомый, но друг.

— Ольга. Меня зовут Ольга. А Вы как здесь оказались?

— Увидели дым из трубы, и решили зайти на огонёк. Познакомиться!

Грузин шутил и делал это от души. Я взял скамью и придвинул к кровати.

— Вы партизаны?

— Не совсем партизаны, — ответил я, и улыбнулся.

— Мы с Михо, Оля, советские люди. Обычные. Простые. Поэтому бояться нас не нужно.

— Он прав, женщина. Не бойся. Что у тебя случилось?

Оля изменилась в лице, и едва снова не зарыдала.

— Брось задавать вопросы, Михо, ей сейчас не до нас. Сходи лучше дверь закрой, не ровен час немцы нагрянут.

Грузин с недовольным лицом отправился к двери.

— Спи, Ольга, мы здесь до утра побудем. Возражать не станешь?

Она несколько раз моргнула и закрыла глаза. Потом тяжело вздохнула и сразу уснула. Пока грузин был в сенях, я нашёл казан с вареной картошкой и вытащил штук пять, перекусить. После улёгся на лавку и уснул. Михо отправился в сарай на огромный стог соломы.