Держу тебя - Наталия Романова

Она зашла в клуб, внося порывы ветра и снег, гардеробщица собирала широкой шваброй-скаткой грязь с полов, ругаясь на причуды природы.

— Чего топчемся? — спросила бодрая старушка, подкатив к ногам Маши швабру. — Если за ребёнком, на банкетке посидите, последние группы закончат через тридцать минут, а если на индивидуальные занятия, то подождите пару минут, я сейчас освобожусь, — она вопросительно посмотрела на Машу.

— Я по личному вопросу, к Сергею Витальевичу.

— Нету его, — пожала плечами женщина.

— Как нет, а тренировка?

— Тренировка есть, а Сергея Витальевича нет.

— Что с ним? — Маша испугалась, ноги подкосились, она едва не задохнулась от волны паники, охватившей всё тело, сдавившей шею и грудь. — Что?

— Не знаю.

— А Матвей Леонидович у себя? — если кто и знает, что с Сергеем, то работодатель.

— И его нет, никого нет, только секретарь на месте.

— Спасибо, — смогла из себя выдохнуть Маша и поспешила на выход, на ходу набирая номер Сергея — снова выключен или вне зоны действия сети.

— Маша! — она обернулась на знакомый голос. Марат. Они неплохо общались на спортивной базе, он был если не другом, то хорошим приятелем Сергея, он точно должен знать, что случилось. Если случилось… Девушка изо всех сил старалась не паниковать. — Ты какими судьбами?

— Сергея найти не могу, — подскочила к мужчине Маша. — Не знаешь, где он? Телефон вне зоны…

— Сейчас, наверное, уже дома, — Марат внимательно посмотрел на Машу. — А ты ничего не знаешь? Вы же вроде как… нет?

— Не знаю, раз спрашиваю, — нетерпеливо ответила, даже ногой притопнула. Да что же это такое? Издевается он, что ли?

— В полиции он, значит, не выпустили ещё. Матвей Леонидович с утра там, Михаил Леонидович, да все там, адвоката какого-то крутого подтянули…

— Что он сделал? — Маше стало душно, в глазах потемнело, она испытала такой силы ужас, что страх ослепнуть показался ей детской пугалкой про чёрную-чёрную руку в тёмной-тёмной комнате.

— Деталей не скажу, всё, что известно — он ругался с… с соседкой, кто-то вызвал полицию, Серёга по запаре съездил по менту… при исполнении, — выдохнул Марат. — Говоря коротко, пиздец.

— Сильно? — Маша скорее открывала рот, она не слышала собственного голоса, Марат прочитал по губам.

— А ты как думаешь? Он, на минуточку, мастер спорта, чемпион Северо-Запада и России, боевое самбо говорит о чём-нибудь?..

— Мамочки, — пикнула Маша, почувствовала, что ноги у неё подкашиваются в прямом смысле. Она попросту падала.

— Тихо ты, — Марат подхватил девушку. — Татьяна Григорьевна, — крикнул в сторону гардероба, — у вас какой-нибудь корвалол есть или валерьянка, тут девушке дурно.

— Тихо ты, — Марат подхватил девушку. — Татьяна Григорьевна, — крикнул в сторону гардероба, — у вас какой-нибудь корвалол есть или валерьянка, тут девушке дурно. Все живы, здоровы, Серёга, полицейский, соседка.

В это время в двери зашёл Матвей Леонидович, стряхивая снег с капюшона.

— Матвей Леонидович, — Маша решительно двинулась в сторону Матвея.

— Леонидович, но Михаил, — мужчина уставился на Машу, дружелюбно улыбаясь. — Уверен, я с лёгкостью заменю брата по любым вопросам. Вы по какому вопросу, девушка?

— А? Я…

— Она по поводу Серёги Витальевича, — вставил Марат.

— Оу! Ну, что сказать, Машенька, челюсть полицейского пострадала не зря, находит же Серёга… — Михаил этот Леонидович с интересом рассматривал Машу, скользя взглядом от помпона на шапке до сапожек на плоской подошве. — Честное слово, не был бы настолько влюблён в жену, потерял бы голову. Машенька — вы чудо, вам говорили это?

— Машенька может и чудо, — ни с того, ни с сего фыркнула девушка. — Но Машеньку больше интересует, что с её личным чудом? Где Сергей?

— Ути какая! — совершенно, как к ребёнку ответил Леонидович… Михаил. — Всё отлично с Серёгой Витальевичем, дома уже. — Эээй, Машенька, я могу довезти, — уже вслед крикнул мужчина, смеясь.

— Я проходным двором! — неслась со всех ног Маша.

Дверь открыл Сергей, дёрнул на себя Машу и замер, сграбастав её в объятия. Он не произнёс ни слова, Маша тоже молчала. Здесь и сейчас им не нужны были слова.

Тяжело было поверить, что всё обошлось. Что он находится дома, что вся эта чёртова поебень закончилась, и обошлось без последствий. Одно движение, мышечная память и едва не сломанная жизнь.

Накануне нервы накалились добела, до какого-то нечеловеческого предела, запредела. У него уже рушилась жизнь в одночасье, он видел, как мгновенно складывается тщательно, с любовью выстроенный карточный домик, и всё летит в тартарары, без права на помилование и исправление.

«У тебя есть семья, вот и разбирайся сам со своей семьёй, без третьих, четвёртых, а то и пятых лиц!» — звучало в ушах навязчивым звуком болгарки по металлу.

«Вот и разбирайся сам со своей семьёй, без третьих, четвёртых, а то и пятых лиц!» — свербело, как монетой по стеклу.

«Со своей семьёй», — ударами сабвуфера по мозгам. — «Разбирайся сам».

Какой, к собачьим потрохам, «семьёй»? Сергей попросту забыл о том, что у него когда-то была семья. Жена, выплаты по ипотеке, планы на будущее, совместных детей, выбор обоев в прихожую.

С той самой зимней смены на базе боль от потери семьи, разбитых планов, нелепого, пошлейшего предательства в его жизни, была фантомной, изредка напоминавшей о себе острой пульсацией, а в последние дни исчезла вовсе.

Эта девочка, Кнопка, Маша, Машенька, смыла всю боль без остатка, стёрла память, словно провела ладонью по запотевшему стеклу, и Сергей забыл всё и вся. Существовала только Маша. И Он с Машей. С Машей, без неё его не было, он растворялся, исчезал.

Где-то в глубине души он мелочно радовался, что всё случилось именно так. Что именно жена оступилась, не устояла, сделала шаг в сторону, избавив его от невыносимого выбора. Сергей не представлял, как бы он справился с соблазном по имени Маша Шульгина, живя в браке… Как, чёрт возьми, он устоял бы? Устоял ли? И винил бы себя изо дня в день в том, что не справился с искушением, и в том, что справился. Изо дня в день, каждый день, час, минуту. Редкий случай, когда у сослагательного наклонения не хотелось получить ответ.

Тот, кто сверху, парень, которого принято изображать в белом и с нимбом, точно знал, что делал, когда разгромил жизнь Сергея прошедшем летом. Только Сергей сильно сомневался, что сейчас он понимал, что делает.

Сергей забыл о чёртовом штампе, о собственной жене. Нет, он отлично помнил её имя, фамилию, отчество, он помнил дату свадьбы, и какое платье на ней было. Он помнил, что она не любит малину и страдает грёбаной альгоменореей, изводящей её, наряду с прибабахнутой мамашей. Помнил каждую эрогенную зону, отклик, родинки на теле, поштучно, почти поимённо. Он не страдал амнезией, всё отлично помнил, хорошее, плохое, всё. Помнил — это был белый шум его памяти, бессмысленный, идущий фоном, не подкидывающий никакой информации, не задевавший в душе ни единой струны. Иногда, мысль о том, что привязанность может мгновенно исчезать, ошеломляла, но чаще Сергей попросту не думал ни о браке, ни о Рите, ни о чём, что было до встречи с Машей.