Куриный бульон для души. 101 история о женщинах - Дженнифер Рид Хоуторн

Мой свекор умер несколько лет назад, а свекровь ушла в прошлом декабре. Ее дети собрались, чтобы поделить оставшиеся банки с желе, томатным соком и зеленым горошком. Когда мой муж вернулся из дома матери после ее смерти, он привез несколько банок и поставил их на полку в нашей кладовке.

Недавно я зашла в кладовку и увидела одну-единственную баночку, сиротливо стоявшую у стены. Крышечка в нескольких местах проржавела. На ней толстым черным фломастером было выведено: «Вин.» и год.

Я еще раз внимательно осмотрела полки. Да, это была последняя баночка. Фабричный продукт можно всегда купить, а вот желе, любовно сваренного моей свекровью, больше не будет. Она ушла почти год назад, но у нас еще долго оставались ее заготовки. Часто за обеденным столом, открывая очередную порцию желе, мы шутили о тысячах баночек, которые нам подарила моя свекровь. Наши дети не прожили ни дня без желе, сваренного их бабушкой. Мы всегда воспринимали его как часть нашей жизни, но только в тот день я поняла, что эти баночки – настоящее сокровище.

Перед моим мысленным взором прошли картины прошлого. Вот я впервые встречаюсь со своей свекровью. Вот она плачет на нашей свадьбе, вот целует наших детей – у нее было пять внуков и внучек. Вот она идет по полю около своей фермы, везет сено на тракторе, гуляет в лесу. Она смущена, когда мы неожиданно приезжаем и застаем ее в церкви. Она ухаживает за своим больным мужем… Стоит в окружении детей и внуков на его похоронах…

Я бережно поставила баночку с желе обратно на полку. Вот и все, что осталось от семейной традиции.

У нас в доме много вещей, которые раньше принадлежали родителям моего мужа. Это ружья, инструменты, связанные свекровью свитера, несколько предметов мебели и, конечно, фотографии. Они достанутся нашим детям и будут напоминать им о бабушке с дедушкой. И все же я не хочу открывать последнюю баночку желе, хотя понимаю, что оно не может храниться вечно. Рано или поздно его придется съесть или выкинуть… Когда-нибудь, но не сейчас.

Это случилось за несколько дней до Рождества в Сан-Франциско. Толпы людей метались по городу в поисках подарков. Автобусы и трамваи были переполнены и тащились медленно, как черепахи. Обвешанные пакетами люди теряли время и нервничали. Я невольно ловила себя на мысли: а все ли мои друзья и родственники заслуживают таких жертв? В общем, настроение у меня было не самым праздничным.

Когда подошел трамвай, толпа буквально внесла меня внутрь. Я стояла, плотно зажатая со всех сторон людьми, как сардина в консервной банке. Ох, как много бы я отдала за возможность сесть! От усталости я не сразу заметила, что постепенно людей в трамвае стало меньше и появились свободные места.

Вдруг я увидела странную сценку. Чернокожий мальчуган лет пяти-шести подергал за рукав стоящую в проходе женщину, спросил: «Хотите сесть?» – и подвел ее к ближайшему освободившемуся месту. Так он поступал несколько раз, усаживая на свободные сиденья усталых, обвешанных покупками пассажирок.

Когда мальчик подошел ко мне, меня поразила красота его глаз. Он взял меня за руку и произнес: «Пойдемте со мной». Я никогда не забуду его улыбку. Я села и с облегчением проставила тяжелые пакеты на пол, а мой маленький эмиссар любви уже убежал помогать другой даме.

Обычно в общественном транспорте люди избегают смотреть друг другу в глаза, но тут пассажиры начали улыбаться и общаться. Строго одетая женщина предложила часть своей газеты соседу, а когда один человек уронил что-то на пол, сразу трое бросились поднимать эту вещь. Маленький мальчик что-то изменил в атмосфере трамвая, и всем нам стало немного теплее и веселее.

Я не заметила, как мальчик вышел. Когда трамвай подъехал к моей остановке, я уже не сходила на землю, а словно парила. Я пожелала водителю счастливого Рождества, огляделась вокруг, и знакомая улица показалась мне светлее и милее. Я словно увидела ее свежим взглядом шестилетнего ребенка. И мне стало понятно значение слов: «И поведет их малое дитя…»[20]

Замечательный пример душевной доброты я наблюдал во время соревнований по легкой атлетике Параолимпийских игр 1968 г.

Одного из участников звали Ким Пик. Это был мальчик-инвалид с тяжелой мозговой травмой. Он участвовал в забеге на 100 метров.

Соперники Кима, два спортсмена с церебральным параличом, сидели в инвалидных креслах, и Ким оказался единственным на дорожке, кто бежал на своих ногах.

Раздался выстрел из стартового пистолета. Ким рванул вперед. Он уже опережал соперников на двадцать метров и находился в десяти метрах от финиша. И тут он обернулся посмотреть, как дела у других. Девушка в инвалидной коляске уперлась в стену и не могла сдвинуться с места. Парень развернул свою коляску спиной к финишу и отталкивался ногами, чтобы двигаться вперед.

Ким вернулся и довез девушку до финишной линии. Потом он побежал за парнем и тоже привез его к финишу. Первой признали девушку. Ким проиграл.

А может быть, выиграл? Во всяком случае, овации, которые устроили ему на стадионе, означали, что зрители отдали победу именно ему.

Я ужасно нервничала. Представьте себе – я находилась в Белом доме и стояла в очереди, чтобы пожать руки Президенту США Бушу и его супруге. Я силилась растянуть губы в улыбке и вспомнить какую-нибудь умную фразу, которая подошла бы к этому торжественному случаю.

И тут я услышала, как мой муж произнес: «Ну, конечно, Кристин с удовольствием вам сделает такие же».

Я подняла глаза. Президент разглядывал расписные кеды моего мужа, надетые к парадному смокингу.

Мой муж Волли Амос занимается промоушеном печенья с шоколадной крошкой производства своей собственной фабрики. Я расписала для него несколько смен одежды, а незадолго до описываемых событий сделала расписные кеды.

И вот Волли пообещал Президенту, что я разрисую кеды для его жены Барбары.

Сперва я подумала: «Ну и ну! Пусть он тогда всю неделю занимается хозяйством, пока я расписываю супер-пуперкеды для жены Президента!» Потом решила, что обещание мужа было лишь данью вежливости, и никто о нем не вспомнит.

Но через неделю нам пришла посылка с парой белых кед Барбары, которые я должна была раскрасить. Рядом лежала записка с пожеланием, чтобы я не сдерживала свою фантазию и рисовала все, что мне нравится.

– Что ж, – подумала я, – придется постараться для первой леди.

Я засучила рукава и взялась за дело. Я нарисовала на кедах собаку Милли, внуков Бушей, книги (я знала, что Барбара вкладывает много сил в дело борьбы с неграмотностью), а на «язычках» – радуги, солнца и пальмы. В общем, кеды получились на славу, и крайне гордая своей работой, я отправила их в Вашингтон.