Последний вервольф - Глен Дункан

Жаклин вернулась на рассвете в компании вчерашнего скинхеда с ребяческим выражением лица. На обоих были резиновые сапоги и халаты наподобие тех, что носят хирурги. Вместе они раскатали по полу длинный отрез пластика — так, чтобы получилась дорожка до клетки. Из угла трюма тянулся шланг. Я понял, что сейчас мне придется насладиться сценой убийства в эпоху компьютерных технологий.

Останки жертвы лежали в контейнере. Наполовину съеденный остов плавал в супе из холодной крови. Волчьи мышцы все еще перекатывались под кожей, словно крысы в мешке. Ногти мучительно болели — как и всегда после расставания с призрачным близнецом.

— Это теплая вода, — пояснила Жаклин. — Ты не против? Мне хотелось бы помочь, если ты не возражаешь.

Я сидел (понятное дело, обнаженный) в углу клетки в профиль к моим тюремщикам: спина упирается в прутья, колени выпрямлены, на лице с выражением пресыщения — следы крови. Мое брюхо было набито до предела, даже человеческие руки и ноги шевелились с трудом. Когда я пытался двинуться, призрачный волк принимался за свои трюки: размеры морды не соответствовали лицу, длинные мохнатые ноги не желали приспосабливаться к новому весу. Скинхед направил пистолет прямо мне в живот, но тут же опустил по приказу хозяйки.

— Вот, — Жаклин протянула мне плоскую бутылочку. — Это просто моющее средство с дезинфицирующим эффектом. Ты не против, если он подержит шланг?

— Правила приличия? Впервые слышу, — мрачно пошутил я. Первые после превращения слова отозвались болью в горле. — Впрочем, тебе идет роль надзирателя. Продолжай в том же духе.

— Мне так жаль, — сказала она. — Поверь. Обещаю, это последнее неудобство, которое ты испытываешь в качестве моего гостя. Прости, пожалуйста.

Я уже говорил: абсолютное отвращение к себе дает иллюзию покоя. И слава богу, потому что последующее унижение уже ничего не могло к нему добавить. Стоя перед Жаклин посреди клетки и моясь, я недолго предавался размышлениям о постигшем меня бесчестье. Вскоре я уже искренне наслаждался душистым мылом и тщательно отрегулированной температурой воды. Включите музыку, подумалось мне, и я смогу сниматься в рекламе шампуня.

Я вытерся белым полотенцем такой мягкости, что изготовить его должны были как минимум на небесах. Плоть ничего не могла поделать. Плоть только подавала рапорты об ощущениях. Когда закончил, я чувствовал усталость, радость и необъяснимое удовлетворение от своего падения, которое с каждой секундой становилось все глубже.

— Пули из чистого серебра, — сказала Жаклин. — Это не угроза. Я просто предупреждаю, что если ты решишь на меня наброситься, когда я открою дверь, то умрешь в ту же секунду. Я тебя не виню. Должно быть, ты в ярости. Но снаружи ждет вертолет, который через полчаса доставит нас ко мне домой. Опять-таки, я обещаю, что тебя ждет только роскошь, отдых и приятная беседа. Если хочешь, я могу распорядиться, чтобы тебя доставили в любое место по твоему выбору, и я никогда больше не доставлю тебе хлопот. Но я очень надеюсь, что ты все же согласишься меня выслушать. Теперь я могу открыть дверь?

Конечно, достойнее всего было бы отказаться. Воспользоваться ее обещанием и попросить отвезти меня в ближайший аэропорт. Гребаная беседа. Но я был опустошен, а мысль о том, чтобы доверить свою шкуру чьим-то заботливым рукам, вызывала чувства, граничащие со сладострастием.

— Надеюсь, там меня ждет полный бар?

— Три полных бара.

— Тогда открывай.

Когда мы оказались лицом к лицу на пластиковой дорожке, она протянула мне руку. Я испытал искушение отгрызть ей палец (во мне все-таки оставалось еще слишком много волчьего), но ограничился мягким рукопожатием.

— Теперь можно расслабиться, — сказала она. — Я так рада нашей встрече.

Я последовал за ней к двери трюма. Горгулья с пистолетом даже не пошевелилась.

— Секунду, пожалуйста, — попросила она и начала медленно раздеваться. Сняв резиновые сапоги и медицинский халат, она бросила их скинхеду, который в свою очередь затолкал их в бочку. На ней не было нижнего белья. Только стройное тело, тонкое белое мясо на клетке ребер, груди, похожие на маленькие воздушные шарики, плоский живот с глубоко вдавленным пупком и гладко выбритый лобок.

— Может, для начала — хотя бы пара свиданий? — предложил я.

Она позволила себе тихий смешок. До двери трюма оставался шаг. В коридоре за ней я увидел маленький стол. На нем была разложена моя одежда (включая шерстяную шапку Харли) — постиранная, высушенная и отглаженная. Вешалка с кашемировым платьем цвета пшеницы — для нее. Бюстгальтер и трусики совершенно негуманной конструкции, чулки и шпильки в стиле «роковая женщина». Мы одевались лицом друг к другу, прекрасно сознавая иронию этой интимности. Я запустил руку в карман пальто, чтобы проверить, на месте ли дневник. Он был там — вместе с документами и бумажником. У меня даже не возникло сомнений, прочитала ли она его.

— И как? — спросил я.

— Восхитительно, — ответила Жаклин. — Но это мы обсудим за коктейлем.

Дом Жаклин Делон находился в нескольких милях к югу от Биаррица, на лесистом холме западнее маленького городка Арбонна. Белоснежный современный особняк из стали, стекла и дуба окружали восемь акров частной земли. Все атрибуты роскошной жизни были предсказуемы: посадочная площадка для вертолета, безразмерный бассейн, теннисный корт, гимнастический зал, система видеонаблюдения, обширный штат прислуги и охраны. Огромные, полные света комнаты были украшены безделушками, выдававшими страсть хозяйки к оккультизму. С верхнего этажа (всего их было три, не считая террасы на крыше) открывался вид на сад и — за верхушками деревьев — огороженный пляж и океан. На нижнем этаже находилась библиотека, которая могла бы поспорить с коллекцией Харли. Любой предмет техники можно было найти за минуту. В доме действительно оказались три бара — в гостиной, у бассейна и в спальне Жаклин. Прибыв в особняк, мы разместились возле того, что в гостиной.

Я зажег первую после превращения сигарету, которая была мне так необходима (на журнальном столике лежала пачка «Кэмела»; девочка справилась с домашней работой), пока хозяйка готовила напитки. Танкерей и тоник для меня (для виски в комнате было слишком солнечно), «Том Коллинз» — для нее. Никотин и спиртное встретились в моих потрохах, как разлученные в детстве братья, благодарные за воссоединение.

— Я целую вечность не готовила напитки, — сказала Жаклин. — Обычно этим занимается кто-то другой. Но я подумала, что наедине нам будет лучше.

Она уселась рядом со мной — вдоль бара стояли шесть высоких крутящихся табуретов из белой кожи — и бросила в коктейль несколько кубиков льда. За стеклянной стеной слева от меня виднелся вымощенный плиткой внутренний двор и садик с кактусами на земле красной, как перечный порошок. Была всего середина марта, но небеса блестели синевой, в воздухе витало тепло. Только в таких местах понимаешь, что значит настоящее южное лето. Вокруг кормушки, привешенной на одну из белых стен, вились какие-то маленькие птички.