Атаманский клад - Юрий Милютин

— Как за нее браться, когда она уже протухла, говорю тебе, что ей кранты. Лучше тогда заложника перевести на другую сторону.

— Заложник останется здесь, ему в этой секции удобнее, — не согласился кавказец с твердостью в голосе. — Не стесняйся, бери за одежду и волоки.

Русский влез в рукавицы, чертыхнувшись, зацепил за что-то хлам, легко поволок его по бетонному полу. Кавказец, стоя на прежнем пятачке, подсвечивал дорогу до тех пор, пока возчик не завернул за массивные блоки, положенные друг на друга. Затем снова направил свет на Скирдача. Помощник бригадира зажмурил веки, в голове у него роились тысячи мыслей, но настырнее всего выпирала та, от которой от затылка до кончиков пальцев на ногах продирал ядреный мороз. Если два отморозка решили избавиться даже от полумертвой женщины, то больше ни от кого ждать милости не следовало. Значит, пришел конец и ему, Скирдачу, потомственному казаку. Кавказец, между тем, перемялся с ноги на ногу, не решаясь подходить ближе и не сдергивая луча с притихшего тела. За блоками раздался глухой стук, переросший в возглас, короткий и пронзительный. Его прервали два тупых удара, последовавшие один за другим. Луч от фонарика дернулся было к проходу, и снова замер на одной точке. Через пару минут послышались неторопливые шаги.

— Ты что с ней сотворил? — кавказец обернулся назад.

— Ты сам сказал, что с ней надо было что-то делать, да и зачем нам лишний свидетель, — хохотнул русский как-то беспечно. — Не бери в голову, она все равно издыхала.

— Эта женщина вскрикнула.

— Так, испуг ничем не сдержишь, он возникает у человека сам собой. Бабий тем более.

— Знаю, трудно удержать внутри себя страх и испуг.

— Тогда с какого хрена спрашиваешь, ты воевал и я воевал. Мы это проходили.

— Я воевал, и продолжаю воевать, за свободу своей родины.

— А я убиваю за просто так, мне это нравится.

Кавказец направил свет в лицо русскому, долго ничего не говорил. Потом опустил фонарик вниз:

— Странная ваша нация, никакой логикой не обладает.

— К чему она, твоя логика? Ложку меду ко рту, что-ли, поднесет, или зарплату нарисует побольше? Я выполняю свое дело, вы мне за это отстегиваете. И не хило.

— Шакал ты, — подвел кавказец после некоторой паузы черту под разговором. — Скажу тебе прямо, шакалом ты и сдохнешь.

— Ну-ну, кто бы спорил, у тебя судьба покруче, — не стал собеседник возражать. — Недаром на вашем флаге волчара.

— Волк и шакал — абсолютно разные вещи.

Скирдач проглотил слюну, ободравшую горло, ему очень хотелось добавить, что волк и шакал — звери одной породы — псовой. Но он сейчас находился не в том положении, когда было бы не грех и побоговать, к тому же, оба фонарика уперлись лучами ему в лицо.

— Буди его, — приказал кавказец с характерным чеченским акцентом. — Пора поговорить, если захочет спасти свою шкуру.

— Заставим, — живо откликнулся его напарник.

Удар тяжелого ботинка пришелся в пах, если бы Скирдач не подогнул колени, он бы скорчился от невыносимой боли. Второй удар принял на себя живот, защищенный толстой курткой. Старшина отморозков, перевернувшись на спину, оскалил зубы и всхрапнул.

— О, сучара, огрызаться надумал, — садист добавил ботинком еще раз.

— Я сам поговорю с ним, отойди в сторону, — чеченец шагнул вперед.

Он всмотрелся в лицо лежащего, опустившись на корточки, скривил кислую мину. Русский продолжал фонариком шарить по казаку, словно выискивал незащищенные места. Старшина на всякий случай полностью не расслаблялся.

— Мы сможем с тобой побеседовать? — ласково спросил кавказец. — Без мордобоя, по спокойному.

— О чем? — разжал Скирдач губы. — В таких ситуацях не разговаривают, а выбивают показания.

— Бывает, и горла режут, — чеченец прищурился. — Но нам надо сначала потолковать.

— Спрашивай.

— Ты помощник Слонка?

— Я старший над несколькими парнями, если хочешь, контролерами.

— А что входит в обязанности твоих людей?

— Следить в бригаде валютчиков за порядком, чтобы никто их не обижал.

— То есть, внутренняя охрана, я так понимаю?

— Что-то вроде этого.

— Слонок тебе доверял?

— Не понял, — Скирдач скосил на кавказца глаза. — Я выполнял свои обязанности, дела Слонка меня не интересовали.

— А кто дал команду, чтобы без разрешения валютчики не скупали камешки, а давали о таких клиентах сначала маяк бригадиру? Слонок? Или он повторил приказ хозяина, стоящего над ним?

— Команду дал Слонок, недавно, — зашевелил казак извилинами, в лицо явно пахнуло опасностью. Значит, завелась в их дружном коллективе продажная крыса, которая поставляет информацию в том числе и чеченцам. Недаром бригадир пытался навести об этом справки, но думал он, что конкурентов по бизнесу просвещает кто-то из нахичеванских армян. Зря, выходит, напрягался. — До этого обходились шепотком по цепочке от самих валютчиков.

— Я знаю, что все вы работаете по принципу гитлеровского гестапо. Каждый валютчик обязан доносить на другого, если заметит за ним что-то необычное, или если тот урвет кусок пожирнее. Отсюда быстрое раскрытие уголовным розыском квартирных краж, ограблений ювелирных магазинов, особняков богатых людей. Задержание в том числе клиентов с фальшивыми баксами, с оружием …, - чеченец сдвинул на затылок норковую шапку, выпустив на волю непокорный чуб. — Вы почти все написали заявления о добровольном сотрудничестве с правоохранительными органами, и это нам известно. Меня интересует другое, с чего это последовал вдруг приказ о сдаче ментам клиентов с драгоценными камнями? Что послужило поводом?

— Откуда я знаю, — Скирдач отвел глаза в сторону. — Мне продиктовали указание, я его выполнял.

— Ты не виляй, сучара, сейчас въеду по белым зубам, и твоя голливудская улыбка исчезнет навсегда, — ощерился русский садист. — Правая рука ментовской шестерки, и не знает.

— Тю, братэла, озверел? Я говорю как есть.

— Нужно говорить как надо, а не как есть.

— Это не ко мне.

Толстая подошва зимнего сапога вдавила ребра на груди казака вовнутрь его тела, Скирдач скорчился, громко закашлялся, пытаясь восстановить дыхание. Еще один удар в лицо заставил его перевернуться на другую сторону, он чуть было не потянулся к голове рукой. Если бы это сделал, отморозки бы поняли, что ослабла веревка, стягивающая локти. И дальнейший ход событий разворачивался бы по иному.

— Ты мешаешь мне работать, — сквозь треск в скулах услышал казак голос чеченца. — Ломовые приемы прибереги на потом, когда возникнет надобность. Сейчас из него нужно выкачать все ценное.

— Заставь еще этого пидора написать плаксивое письмо, как делают в Чечне твои соплеменники, маме или родным, чтобы они прислали за него бабки. А потом перережь ему горло, — отпарировал русский резко. — Вам много бабок накидали?