Пирамиды Наполеона - Уильям Дитрих

— Постойте! Я вас знаю!

— Я Ахмед бин Садр, и вы, американец, пока еще ничего не знаете.

Больше я не успел вымолвить ни слова, поскольку он умчался во весь опор.

* * *

Подчиняясь громогласным и четким приказам, французская армия быстро выстроилась в каре. Это боевое построение они вскоре станут предпочитать в сражениях с кавалерией мамелюков. Каждая сторона такого квадрата состояла из нескольких рядов солдат, так что выставленные вперед штыки образовывали сплошную стальную изгородь. Для достижения более ровного строя офицеры саблями прочертили на песке ограничивающие линии. Между тем египетское войско, а точнее подгоняемое простонародье, быстро приближалось к нам с завываниями, заглушаемыми барабанной дробью и звуками труб.

— Мену, сформируйте второе каре ближе к дюнам, — приказал Наполеон. — Клебер, поторопите там остальных.

Многие французские подразделения еще тянулись по берегу.

Теснимая вперед разодетыми всадниками, на нас накатывала приливная волна египетских крестьян, вооруженных палками и серпами. Этих мирных поселян явно ужасало предстоящее сражение. Когда они оказались метрах в пятидесяти, первая шеренга французов дала огневой залп.

Я вздрогнул от грохота этой стрельбы, действие которой было сравнимо со взмахом гигантской косы, вмиг срезавшей полосу колосящейся пшеницы. Первый ряд крестьян разорвало на куски, десятки убитых и раненых полегли на землю, а уцелевшие тоже присоединились к ним, испугавшись невиданного ими прежде прицельного залпа. Плотная завеса белого дыма внезапно скрыла каре французов. Мамелюкская конница в смятении остановилась, лошадям не хотелось ступать по ковру мертвых тел, а их всадники осыпали проклятиями обывателей, согнанных на бойню. Когда мамелюкам удалось заставить своих коней внедриться в ряды съежившихся от страха подданных, выстрелила вторая шеренга французов, и на сей раз уже часть мамелюков вывалилась из седел. Первый ряд закончил перезарядку ружей в тот момент, когда залп дала третья шеренга, и несущиеся вперед лошади дико заржали, падая и корчась в смертельных судорогах. После этого ураганного обстрела, остановившего первую атаку египтян, уцелевшие крестьяне вскочили как по команде и бросились бежать, оттесняя назад всадников. Мамелюки плашмя лупили подданных своими кривыми саблями, но им так и не удалось остановить паническое бегство. Часть крестьян, требуя убежища, дубасила в городские ворота, а остальные бросились в другую сторону и скрылись за ближайшими барханами. Тем временем заговорили пушки подошедших к Александрии французских кораблей, мощные удары их снарядов сокрушали городские стены. Древние укрепления начали обваливаться, как песчаные замки.

— Война — это, в сущности, инженерное искусство, — заметил Наполеон. — Порядок побеждает беспорядок.

Он стоял, сцепив за спиной руки, и с орлиной зоркостью охватывал взглядом все происходящее. Благодаря своим выдающимся способностям он держал в уме картину целого сражения, быстро понимая, куда надо направить дополнительные силы для уверенной победы.

— Именно дисциплина придает нам уверенность. А структура не оставляет места хаосу. Вы понимаете, Гейдж, как было бы замечательно, если хотя бы один процент пуль достигал намеченной цели? Вот почему так важны плотные тройные ряды наших каре.

Меня, безусловно, поразила жестокость его военной политики, но не менее сильное впечатление произвела невозмутимость. Таков современный человек, вооруженный научным подходом, наделенный чертовской расчетливостью и склонный к бесстрастным суждениям. Представив на мгновение итог некой ожесточенной целенаправленности, я увидел суровых инженеров, которые будут править будущим. Арифметика победит этику. Идеология обуздает страсть.

— Огонь!

К городским стенам подошли новые отряды французов, и на самом берегу моря выстроилось третье каре, солдаты левой стороны квадрата стояли по щиколотку в воде, омываемые волнами начавшегося прилива. Между каре разместили несколько легких пушек, заряжаемых крупной картечью, способной смести вражескую конницу своими маленькими железными снарядами.

Мамелюки, лишившиеся защиты подневольных крестьян, вновь пошли в атаку. Их конница во всю прыть понеслась вперед, взметая в воздух фонтаны воды и песка, всадники издавали воинственные кличи, их шелковые одежды раздувались, как паруса, а плюмажи и перья покачивались на экзотических тюрбанах. Но их не могла спасти никакая скорость. После очередного залпа французов первый ряд мамелюков сильно поредел, упавшие лошади с диким ржанием молотили копытами. Часть скакавших за ними всадников, сталкиваясь с ранеными соратниками, также повалилась на землю; наиболее ловкие отвернули в сторону или перепрыгнули эти неожиданные препятствия. Однако их кавалерии так и не удастся вновь начать согласованную атаку до следующего залпа французов, накрывшего их огненной волной и разлетающимися, как конфетти, пыжами. Это наступление также будет сорвано. Уцелевшие отчаянные храбрецы, упорно продолжавшие мчаться вперед по трупам своих же товарищей, неизменно наталкивались на стену картечи или снарядов, выпущенных полевыми орудиями. Эту настоящую кровавую бойню обеспечивали упомянутые Бонапартом технические и инженерные достижения, и хотя я попадал в ужасные переделки во время охотничьих походов, свирепость такой массированной ярости потрясла меня до глубины души. Звуки сливались в дикую какофонию, расплавленный металл свистел в воздухе. Взорванные сферическими снарядами тела извергали кровавые фонтаны. Несколько всадников то и дело прорывались к французским рядам, воинственно размахивали копьями или саблями, но им не удавалось заставить лошадей броситься на ощетинившиеся штыками шеренги. Потом офицеры Бонапарта давали команду на очередной залп, после которого все мамелюки падали, прошитые картечью.

В итоге жалкие остатки этой правящей элиты беспорядочно ускакали в пустыню.

— Вперед, на стены! — взревел Наполеон. — Не позволим туркам опомниться и собрать новые силы!

Зазвучали горны, и с ликующими криками многочисленные отряды, выстроившись в колонну, устремились на штурм. Они бежали налегке, но от лестниц или осадной артиллерии сейчас было бы мало проку. После морской бомбардировки стены старого города разваливались, как прогнивший сыр. Часть городских домов уже охватило пламя. Французы подошли на расстояние мушкетного выстрела, и тут завязалась оживленная перестрелка, защитники проявили неожиданную храбрость перед лицом этого бурного натиска. Пули жужжали, как шершни, и несколько европейцев тоже упали, правда, не уравновесив потери защитников города.

Наполеон направился за нападающими, а я пристроился к нему; наш путь проходил мимо безжизненных или стонущих людей, лежавших на зловеще почерневшей от крови земле. Я удивился, заметив, что многие сраженные мамелюки выглядели бледнолицыми по сравнению с подданными, а их обнаженные головы оказались рыжеволосыми или даже белокурыми.

— Белые рабы с Кавказа, — пророкотал великан Дюма. — Говорят, они не брезгуют египтянками, но не хотят заводить от них потомство. Они не пускают инородцев в свой клан и предпочитают однополые или родственные связи любому другому виду осквернения. Для пополнения касты ежегодно с их родных гор привозятся свеженькие восьмилетние красавчики, нежные, как розовые бутоны. Их инициацией служит насилие, а школой — жестокость. К зрелому возрасту они приобретают волчью беспощадность и презрительное отношение ко всем, кроме мамелюков. Верность они хранят исключительно своим беям или вождям клана. Изредка, конечно, они привлекают в свои ряды одаренных негров или арабов, но в основном презирают темнокожее население.