В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - Андрей Окулов

Специздания были разные: ежеквартальные — с самыми интересными статьями из «Посева» за четыре месяца, тематические — сборники статей о войне в Афганистане, о событиях в Польше, «К российскому крестьянству», «К молодежи». К созданию некоторых из них позже приложил руку и я.

Пока я руководил акцией «Стрела» (одновременно с работой в редакции журнала), меня все время беспокоило, что объем переправляемой литературы слишком невелик. Это на такую-то страну!

Тогда я изобрел акцию «Начинка». Часть выпуска ежеквартального «Посева» по моей просьбе оставляли без обложки. На различных немецких выставках я собирал килограммы всевозможных рекламных проспектов. От автомобильных до кухонных. Обложки подходящего размера подгонялись под «Посев», он вшивался в новую «шкуру» и на первый взгляд выглядел вполне безобидно. Потом он вкладывался в пакет с такими же безобидными проспектами и посылался по тем же случайным адресам из разных стран. Вот и вся «Начинка».

Сколько их дошло до адресатов? Не знаю. Но некоторое время спустя пришел пакет из Ленинграда, с обратным адресом: «Ленинград, Главпочтамт, до востребования, Петрову Николаю Ивановичу». Дело в том, что Петров Николай Иванович работал в соседней комнате. В Москве у них был адрес еще смешнее — «Москва, Главпочтамт, до востребования, Иванову Ивану Ивановичу». В пакете лежало десять «Начинок», перехваченных гебистами в разных местах. Юмор у них был такой. Таким образом они хотели дать нам знать, что все наши уловки бесполезны! Да вот только послано было таких пакетов — больше двухсот. Так что статистика говорила скорее за нас.

* * *

Средства на работу НТС собирал Фонд свободной России, созданный в 1966 году. Среди эмигрантов и сочувствующих иностранцев. В 1981 году я предложил выпустить… рубли! То есть расписки фонда, напоминающие дореволюционный рубль, иначе говоря, собирать деньги в обмен на сувенир-расписку, которая подтверждает, что человек внес деньга на антикоммунистическую работу в России. С идеей согласились. Я взял из своей коллекции дореволюционный рубль, фотоспособом мне с него перевели логотип «1 рубль». «Рубашку» я нарисовал сам — узорный элемент потом был размножен так, что заполнял все необходимое поле. Эмблема Фонда свободной России — памятник Минину и Пожарскому — смотрелась очень неплохо. На обратной стороне на русском, английском, немецком и французском рассказывалось о фонде и о том, на что он собирает пожертвования. Один такой «рубль» выдавался в обмен на пожертвование, равное 5 швейцарским франкам. Всего было выпущено 2 тысячи штук. Так что мне удалось сделать рубль конвертируемым задолго до того, как это стало возможно в России. Потом в Лондоне я продал несколько этих «рублей» хозяину лавки, торгующему старинными монетами и банкнотами. По 2 фунта за штуку. На следующий день, проходя мимо витрины этого магазина, я увидел на ней свои «рубли», которые продавались по… 16 фунтов стерлингов! Рынок есть рынок.

* * *

В тот день Юрий Борисович Брюно, один из руководителей организации, вызвал меня на разговор. Мы уже до этого обсуждали мою будущую работу: я хотел в «Закрытый сектор». Но туда так быстро не попадали. Нужно было сначала поработать в других секторах. Он сказал, что есть потребность в издании газеты профсоюзного направления для моряков. Почему для моряков? Потому что через порты к ним был самый простой доступ. Уже позже я узнал, что этот проект финансировали американские профсоюзы. Из-за того, что труд советских моряков стоил копейки, СССР устроил серьезный демпинг западным странам — морские перевозки но бросовым ценам. Естественно, западным профсоюзам это поправиться не могло. Нам тоже — условия труда у наших моряков были несравнимы с западными, а ведь именно на них Советы зарабатывали себе валюту.

Мне поначалу все это показалось странным — ни к морю, ни к профсоюзному движению, ни к газетному делу я никакого отношения не имел. Мне тогда только двадцать лет исполнилось. Но, как было объяснено, дисциплина есть дисциплина, другого человека для этого дела пока нет, так что «партия сказала — надо».

Юрий Борисович предложил название «Трудовая солидарность» — по ассоциации с польским профсоюзом. Но его сразу же забраковали — слишком длинно, официозно и советчиной отдает. К обсуждению подключился Роман Николаевич Редлих — последний представитель философов Серебряного века. Вспомнили, что в пятидесятых годах НТС уже издавал газету для моряков под названием «Вахта свободы». Решили оставить от старого названия половину, и на свет появилась газета «Вахта».

Мне приходилось подбирать для нее материал, писать, редактировать, набирать и даже клеить макет на монтажном столике. Компьютерной верстки у нас еще не было. Опыта — нош». Ну, первый номер я сверстал наподобие змейки, что переползает с одной страницы на другую. Ничего, содержание восполняло форму. По крайней мере так говорили моряки, которым этот номер попал в руки.

Издателем газеты официально считался Комитет трудовой солидарности, который еще предстояло создать. В будущем общая ситуация сложится так, что он уже не потребуется, но будущего нам знать было не дано.

Всего я выпустил семь первых номеров газеты. Некоторые материалы читатель признал очень даже удачными. О советской подводной лодке, севшей на мель в шведских территориальных водах. О польской Солидарности и военном перевороте Ярузельского. О гибели судна «Механик Тарасов».

«Механик» попал в шторм и затонул возле Ньюфаундленда. Рядом находилось датское судно «Сигурфарид», предлагавшее помощь. Но капитан отказался от помощи. Почти вся команда погибла.

Моряк, который следил за радиопереговорами тонущего судна, передал нам информацию о том, как это происходило на самом деле, и мы ее опубликовали. Совки озлобились страшно.

Дело в том, что по международным законам за оказание помощи нужно платить. Валютой. Поэтому на советских судах был негласный закон — «спасать можем только мы, нас спасать — никто не может». Если капитан советского судна во время бедствия принимал иностранную помощь, он знал — за разбазаривание драгоценной валюты на такую «мелочь», как спасение людей, не быть ему больше капитаном.

Другая история была более таинственной. В начале восьмидесятых на берег Дании выбросило банку с запиской: «Горим! Спасения нет! Сообщите Таллин, “Эстрыбпром”…» Далее — неразборчиво. Материал этот подготовил Петр Вайль, проживавший в Дании. О каком тонущем судне шла речь? Это так и осталось тайной.

Большой интерес вызывали публикации о трудовом законодательстве разных стран, касающемся оплата и условий труда моряков в этих странах. Статья «Бежать или не бежать?» Славы Сорокина: он разбирал все плюсы и минусы бегства на Запад как спасения от всех советских бед. И приходил к выводу, что нигде нас особенно не ждут и что добиться перемен в стране можно только своими силами.

Отзывы на газету приходили разные. Но писем моряки писать не любили — боялись. В основном они были устные. Один рассказывал, что читать нашу газету ему довелось… в Сьерра-Леоне! Они там поблизости рыбу ловили, вот коллега с другого судна и передал.

* * *

В первый раз на портах я побывал в Антверпене и Роттердаме. В Антверпене тогда работал Прошка, бывший москвич. Конспиративная квартира НТС располагалась на тихой улочке Зельдерстраат.