Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры - Олег Хлевнюк

Соответственно, в начале 1930-х годов не претерпел существенных изменений и состав Политбюро. Кроме Рыкова, все члены Политбюро, избранные XVI съездом, сохранили свои позиции и были избраны в Политбюро вновь на пленуме ЦК ВКП(б) после XVII съезда в начале 1934 г. Введение и выведение из Политбюро происходило в основном по формальным причинам. Например, согласно уставу партии, председатель ЦКК ВКП(б) не мог входить в Политбюро. Поэтому в декабре 1930 г. в Политбюро был введен Г. К. Орджоникидзе, оставивший пост председателя ЦКК, и выведен из Политбюро А. А. Андреев, сменивший Орджоникидзе в ЦКК. В феврале 1932 г. из Политбюро был выведен Я. Э. Рудзутак, назначенный председателем ЦКК вместо Андреева, а Андреев, ставший наркомом путей сообщения, был вновь избран членом Политбюро[207]

Однако, несмотря на эту персональную стабильность, в начале 1930-х годов произошло некоторое перераспределение функций и влияния отдельных членов Политбюро, прежде всего секретарей ЦК. Распределение обязанностей между секретарями ЦК ВКП(б) с начала 1920-х годов фиксировалось в специальных постановлениях. Каждый секретарь курировал определенные направления работы и отделы ЦК (независимо от этого в отделах были заведующие). 26 января 1930 г. Секретариат ЦК ВКП(б) принял очередное решение о распределении обязанностей между секретарями ЦК. И. В. Сталин, согласно этому постановлению, отвечал за «подготовку вопросов к заседаниям ПБ и общее руководство работой Секретариата ЦК в целом». На В. М. Молотова, занимавшего вторую строку в этом постановлении, возлагалось «руководство отделом культуры и пропаганды и Институтом Ленина». Третий среди секретарей, Л. М. Каганович, руководил организационно-инструкторским отделом и отделом распределения административно-хозяйственных и профсоюзных кадров. Последним был упомянут секретарь ЦК А. П. Смирнов, которому поручался присмотр за отделом агитации и массовых кампаний и Управлением делами ЦК[208].

Порядок упоминания секретарей в этом постановлении отвечал реальной иерархии руководителей партии. Как видно из интенсивной переписки Сталина и Молотова[209], в 1930 г. Молотов (как и ранее в 1920-е годы), фактически был заместителем Сталина по партии и его ближайшим, наиболее доверенным соратником. Молотов управлял всеми партийными делами (в том числе деятельностью Политбюро) в отсутствие Сталина. Формальным отражением этого был тот факт, что именно Молотов подписывал протоколы заседаний Политбюро в периоды, когда Сталин находился в отпуске на юге. Каганович в 1930 г. фактически был третьим секретарем ЦК (хотя формально такой должности не существовало). Он не только курировал важнейшие отделы ЦК, но руководил аппаратом ЦК в периоды, когда в Москве отсутствовали и Сталин, и Молотов, в том числе подписывал в это время протоколы заседаний Политбюро. После перехода Молотова в Совнарком Каганович занял его место в Секретариате ЦК. Соответственно, постепенно расширялся в этот период круг обязанностей Кагановича. 17 августа 1931 г. Политбюро приняло решение ввести его на время отпуска Сталина в состав Валютной комиссии[210].

5 июня 1932 г. Политбюро по предложению Сталина утвердило Кагановича заместителем Сталина в Комиссии обороны[211]. Во время отсутствия Сталина в Москве Каганович руководил работой Политбюро. Во многих случаях он лично формулировал решения Политбюро, регулировал прохождение вопросов, хотя все сколько-нибудь существенные, а часто и незначительные решения старался согласовывать со Сталиным[212]. Кроме того, на его имя в ЦК в это время посылали документы руководители ведомств и региональных партийных организаций. Сам Сталин свои директивы с юга адресовал обычно так: «Москва. ЦК ВКП(б) для т. Кагановича и других членов Политбюро»[213].

Сохранение неформального поста «второго секретаря» (Молотов, затем Каганович), который являлся заместителем Сталина по партии и имел определенную автономность в решении текущих вопросов, также являлось одним из атрибутов системы «коллективного руководства». Определенную степень влияния прй этом не утратили и другие члены Политбюро. Каждый из них в первой половине 1930-х годов продолжал занимать ту позицию в высших эшелонах власти, на которой закрепился в предшествующий период. Своеобразным показателем реального участия различных членов Политбюро в принятии решений могут служить данные о посещении ими кабинета Сталина[214]. Несмотря на уход из ЦК в Совнарком, Молотов, судя по этим данным, оставался самым близким к Сталину человеком. В полном соответствии с приведенными выше сведениями о карьере Кагановича выглядит его второе место в этом списке приближенных. Остальные члены Политбюро — руководители крупнейших ведомств, появлялись у Сталина примерно с одинаковой регулярностью. Члены Политбюро, управлявшие региональными парторганизациями — С. М. Киров, В. Я. Чубарь, С. В. Косиор, Г. И. Петровский, занимались своими местными делами и в Москве появлялись лишь эпизодически. Мало интересовал Сталина Я. Э. Рудзутак, часто болевший и постепенно отходивший от дел.

Важной предпосылкой сохранения остатков коллективного руководства являлась ярко выраженная ведомственность советской властной иерархии. Руководя наиболее значительными государственными и хозяйственными структурами, члены Политбюро фактически получали рычаги существенного, если не чисто политического, то политико-административного влияния. В свою очередь, ведомственность и члены Политбюро, являвшиеся ее выразителями, оказывали значительное воздействие на принятие решений, особенно оперативного характера. Этот фактор требует специального рассмотрения.

Система влиятельных с административно-политической точки зрения и мощных в экономическом отношении советских ведомств сложилась, с одной стороны, как результат плановой сверхцентрализации, а с другой — сталинской форсированной индустриализации, усугубившей бюрократизм плановой системы. Практика назначения членов Политбюро в качестве руководителей ведущих ведомств символизировала приоритеты «генеральной линии» и вместе с тем имела очевидный прагматический смысл. Занимая высшие позиции в партийно-государственной иерархии, члены Политбюро, руководившие ведомствами, имели дополнительные рычаги для решения ведомственных вопросов. Фактически такая практика являлась одним из важных механизмов перераспределения ресурсов в пользу приоритетных структур и отраслей. Вместе с тем ее оборотной стороной было разделение членов Политбюро по ведомственному принципу, превращение их в откровенных ведомственных лоббистов, приводившее к регулярным трениям, а нередко к громким конфликтам внутри Политбюро[215]