Погребенные за мостом - Альбина Нури

Они помолчали, погрузившись в свои мысли и думая, кажется, об одном и том же.

– Есть другой вариант, – сказал Вукашин, вспомнив слова Бояна.

– Да?

– Боян говорил про заезжего монаха, который назвал имя…

– Молчи, – нервно перебил Небойша. – Не нужно поминать лихо.

– Тут вблизи есть монастырь, ты знаешь. Все знают. Нужно пойти туда. Эти чудовища не могли пробраться за святые стены. Там нам помогут! К тому же монахи могут знать, как избавиться от напасти!

Небойша снял шапку и взъерошил короткие жесткие волосы.

– Пожалуй, ты прав, дечко. Хорошая мысль. Дорога туда тоже неблизкая. – Небойша задумался, прикидывая в уме предстоящий путь. – Только надо бы понять, как добраться до обители, не заплутав.

Пока его старший товарищ пытался сориентироваться, соображая, в какую сторону им двигаться, Вукашин озирался по сторонам. Судя по всему, днем им ничто не угрожало, но на душе все равно было тяжело, неспокойно.

Листьев на деревьях еще не было, и голые ветви, похожие на костлявые руки, покачивались от порывов ветра, как будто хотели схватить что-то невидимое глазу.

Кругом было тихо – и как они вчера не заметили этого гнетущего молчания природы? Все вокруг словно затаилось, храня жуткую тайну. Весной и летом лес, горы, поля гремят от птичьего пения, стрекота цикад, сотни еще каких-то звуков, но и зимой никогда не бывает такой мертвой тишины.

Мертвой. Как Боян и Радослав.

«Но ведь они не умерли! Тогда что с ними стало?»

«Ты прекрасно понимаешь что», – ответил голос внутри него, но Вукашин приказал ему замолчать. Этого не могло быть. Даже после всего, что он увидел, не могло!

Старики, бывало, рассказывали детям сказки о бродящих в ночи тварях: упырях, вурдалаках, которые стучатся к христианам в окна и утаскивают их во тьму. Сколько раз маленький Вукашин просыпался ветреными безлунными ночами в холодном поту, дрожа от ужаса, прислушиваясь, как ветка старого абрикосового дерева стучит в окно, и представляя себе бледное, посиневшее лицо ожившего мертвеца, его горящие глаза и острые клыки. Но ведь это все были только выдумки!

Как же вышло, что сказки вдруг стали реальными?

– Идем, дечко. Надеюсь, до заката успеем, – с тщательно скрываемым сомнением в голосе проговорил Небойша. – Мы, слава богу, налегке.

Не глядя в сторону опушки, где лежали останки лошадей, друзья отправились в путь.

Тот день тянулся бесконечно – и вместе с тем пролетел стремительно. Вукашин помнил каждый миг – прочувствовал его, впитал в себя каждой жилкой и сантиметром кожи. Может, потому, что часы эти могли оказаться последними в его короткой жизни.

Они старались идти ходко, но и не слишком устать, чтобы хватило сил добраться до обители. Изредка останавливались передохнуть, попить воды, но тут же, не успев разнежиться, двигались дальше.

На Вукашине были новые опанки[2] – как раз для дальней дороги. «Не ты будешь идти, они сами тебя понесут, – сказал ему мастер-опанчар. – Самая трудная дорога покажется легкой прогулкой!»

Ах, если бы это и вправду было так! Надел опанки – и полетел-понесся вперед! Натруженные ноги гудели, мышцы горели огнем, но они с Небойшей не думали об усталости: сознание того, что они спасают свои жизни, подстегивало, придавало сил.

Вокруг было красиво даже в это скупое на прелесть и очарование время года, но Вукашин не замечал этого. Путники то шли по густому лесу, то перед ними открывались широкие долины. Иногда, пробираясь узкими горными тропами, они оказывались на краю головокружительно-высоких обрывов, с которых, кажется, видна была вся страна и иные земли.

Время от времени им попадались стоящие на склонах гор дома, в долинах лежали крохотные селения – меньше десятка домиков. Когда человеческое жилье встретилось впервые, Вукашин взбодрился: вдруг там есть кто-то, готовый помочь, подсказать. Кто-то живой.

Но ни разу никто не вышел им навстречу. Не залаяла при их приближении собака, не мычали коровы, не кричали петухи, не вился из труб сизый дым.

– Они побывали здесь, – сказал Вукашин, не заботясь о том, дрожит ли его голос.

– Идем. Не смотри туда, – бросил Небойша, и больше они не заговаривали об этом.

Солнце поднялось высоко в небо, освещая и согревая опустевшую землю, и, постояв в зените, стало медленно опускаться, собираясь через несколько часов уступить место рогатому месяцу.

– Долго нам еще? – рискнул спросить Вукашин.

Небойша сжал челюсти и дернул углом рта:

– Успеем.

И ни слова больше.

Страх холодной змеей заполз в душу Вукашину. Он понимал: Небойша и сам толком не знает. Он говорил, что ему доводилось бывать в одном из селений близ монастыря, но добирался он туда иным путем, не тем, которым они шли сейчас. Ободряло лишь то, что Небойша умел ориентироваться на местности, угадывать направление по солнцу и иным приметам.

Они прошли еще около часа, а может, больше. Вукашин уже плохо соображал: хотелось есть, а еще больше – лечь и отдохнуть. Но об этом, конечно, не могло быть и речи. Небойша шел вперед как заведенный, и Вукашин ни за что не посмел бы заикнуться об усталости.

Небойша говорил, что им нужно будет преодолеть огромный каньон – где-то в тех местах и находится монастырь. Но когда они добрались до каньона и стало ясно, что они идут в правильном направлении, у Вукашина не было сил радоваться. Да и чему? Оранжевый шар солнца уже задевал вершины гор. Еще часа два – и станет темно.

А вместе с темнотой явятся чудовища.

«Нам нипочем не успеть», – почти равнодушно подумал Вукашин. Все было напрасно. Может, лучше найти обрыв покруче, подойти к краю, да и броситься вниз, надеясь на легкую и скорую смерть да на Божье прощение?

– Ты это видишь? – внезапно спросил Небойша, и Вукашин посмотрел туда, куда он указывал. На дороге, которая справа от них спускалась с горного склона, показалась повозка.

Зрелище было совершенно обыденным – гнедая лошадь с черной гривой, возок, мужчина, держащий вожжи, но оно произвело на Вукашина такое сильное впечатление, что он не мог выговорить ни слова, только открывал и закрывал рот, как пойманная рыба.

– Человек, – шепотом проговорил Небойша. – Монах.

Это и вправду оказался монах, в долгополом одеянии, с черной бородой, скрывающей пол-лица. Вид у него был отнюдь не смиренный, глаза из-под кустистых бровей сверкали остро, да вдобавок, стоило ему приблизиться к путникам, в его руках, словно по волшебству, появился нож.

– Откуда вы и куда направляетесь? – спросил он.

– Я Небойша, а это – Вукашин, – за них двоих ответил Небойша, рассказав в двух словах, откуда они и зачем забрались в эти глухие места.