Пепельный блондин - Татьяна Веденская

Я отметила с удивлением, что она напугана. Что она сжалась и буквально вросла в свое сиденье. Она боялась, что мы разобьемся. Я вообще не думала об этом. Нет. Владимир никогда не признается, даже если это сделал он. Чего он хотел? Чтобы мой муж все узнал? Я уверена, что хотел. Он, оказывается, может тоже быть жестоким. Но, так или иначе, это означало, что он действительно обижен, что он всерьез хочет меня, хочет, чтобы я оставила мужа, хочет, чтобы моя рука была свободна от его кольца. Как это странно! Наши с ним чувства реальны, и они уже никуда не исчезнут, они станут частью моей жизни, так или иначе. Они даже могут разрушить мою жизнь. Но я рада, что они реальны, что они есть, потому что это – чувства.

– Все будет хорошо, – сказала я соседке.

Через несколько минут самолет уже выруливал к рукаву выхода. Я надеялась, что Николай не приедет, что он действительно пришлет кого-нибудь вместо себя, и у меня будет немного времени, чтобы прийти в себя, скрыть огонь, нехороший и предательский, в своих глазах. Но муж стоял прямо напротив выхода, первый в ряду встречающих. Он улыбался и держал в руках букет желтых роз. Букет? Это было странно.

– А вот и она! Ну что ж, выглядишь отдохнувшей! Небось понравилось там прохлаждаться, на чужбине? Ни тебе готовки, ни тебе уборки! А? – Он смеялся, прижимал меня к себе, и было совершенно очевидно, что он рад меня видеть. Я взяла букет левой рукой, аккуратно убирая правую от невнимательного взгляда. Кто знает? Черт попутает, да и заметит. Не стоит рисковать.

– Прохлаждаться мне понравилось.

– Ну а денег-то наших много спустила? – Он взял меня под руку и повел через аэропорт к парковке.

– Экономила изо всех сил. Ну а как вы тут без меня? – Я отметила, что от Николая ощутимо разит перегаром. Как он тут без меня, было вполне понятно. Когда меня не было рядом, он всегда пил больше, чем обычно. Скучал? Чувствовал себя свободным и безответственным?

– Уже начинаю заглядываться на посторонних женщин, – в шутку сказал он.

– Я так и думала, что нельзя тебя одного оставлять, – в шутку ответила я.

Николай поцеловал меня в губы и пообещал, что вечером он мне покажет, как именно он по мне соскучился. Я вздохнула и улыбнулась. Почему-то я не ощущала никакого стыда или чувства вины. На следующее утро, когда я встала, Николай уже ушел на работу. Он не стал меня будить, хотел, чтобы я выспалась после того, что он мне устроил. Мужчины всегда удивительно нежны и заботливы после ночей, наполненных любовью.

Я встала, потянулась, чувствуя себя удивительно хорошо в родной спальне, и подошла к окну. Дом больше меня не пугал – я уже не ощущала, что со мной что-то не так. У меня было достаточно времени, чтобы позавтракать, а потом поехать в город и купить новое кольцо, копию первого. Николай бы никогда не заметил разницы. Я уже оделась, уже завела машину и даже вырулила на улицу. И только там вдруг увидела дом Владимира. Меня бросило в жар, воспоминания наполнили меня острым ощущением счастья и страха одновременно. Я посмотрела на свою руку, такую странно пустую, и развернула автомобиль. Оставим все как есть. Оставим и посмотрим, что будет дальше. Я поставила автомобиль обратно в гараж и вышла во двор. Увидев свое отражение в окне столовой, я вдруг заметила, что улыбаюсь.

Прошла неделя, а Николай так ничего и не заметил. Первые дни я нервничала. Мучительно сдерживала порыв запрыгнуть в машину и немедленно доехать до ближайшей ювелирной лавки – купить кольцо, и гори оно огнем. Но что-то в глазах Николая удерживало меня от этого. Потом я перестала нервничать и начала злиться.

Как-то вечером я приехала домой позднее обычного. Задержала меня, как всегда, Алина – таскала по «Крокусу», пытаясь поднять себе настроение. Результат был прямо противоположный – настроение упало еще глубже, в пучину. От цен преимущественно. Ну, и оттого, что она снова, по ее словам, набрала пару лишних килограммов. На мой взгляд, ее лишний вес – это фикция, миф. Она говорит о нем, только чтобы не думать о Сашеньке. Стоило Сашеньке уехать в Таиланд в «командировку», Алина тут же снова погрустнела и принялась говорить о своих килограммах.

– Хорошо тебе, ничего тебя не беспокоит. Ты – как Спящая красавица. Даже морщин у тебя нет, потому что ничто тебя не волнует.

– Спящая красавица, между прочим, жила в гробу! – фыркнула я.

– Может, я поеду к тебе? Я не хочу домой.

– Ко мне? Не знаю. Если ты хочешь, чтобы тебя просветили рентгеном, обыскали, а потом заставили сдать все металлические предметы, – поехали, ради бога.

– Что, все до сих пор так плохо? – Алина покачала головой.

– Еще хуже, – добавила я.

Мы пошли посидеть в каком-нибудь кафе, терраса которого выходила бы на залив Москвы-реки. Реки уже почти не было видно – темнота потихоньку сползла на город и закрыла от нас воду, но было тепло не по-июньски, и огни жилых домов на другом берегу гипнотизировали не хуже мерцающих лепестков живого огня. Это было почти как сидеть у меня дома перед камином зимой. Алина не хотела уходить, и я позвонила домой, Николаю. Он не ответил, не взял трубку. Я пожала плечами и просидела с Алиной до двенадцати ночи.

– Если что – скажешь, что пережидала пробки. Новорига-то стоит. – Она потихоньку уже набралась, хотя и пила только вино.

– Как ты машину-то поведешь? Может, вызвать тебе трезвого водителя? – спросила я, всерьез переживая.

Алина потерла виски и замотала головой:

– Только если красивого. Как твой сосед. Как он, кстати, поживает?

– Я не знаю, – сказала я, и не соврала. Он не звонил мне уже неделю, с тех самых пор, как я уехала из Германии.

– А ты бы узнала! – Алина становилась шумной. – Может, он уже развелся? А?

– Ш-ш-ш. Давай-ка я тебя отвезу. Завтра заберешь машину.

– Ты такая идеальная, аж противно! Знаешь, я бы не хотела быть тобой. Я все вру, когда говорю, что хочу быть тобой. Ты живешь такой правильной, такой скучной жизнью. Ничего-то у тебя не происходит. Только вот ограбили тебя – и это все, что ты сможешь вспомнить за всю жизнь. Самой-то не страшно? Жизнь-то проходит!

– Проходит, да, – кивнула я, пытаясь удержать Алину в вертикальном положении, что было не так-то просто из-за ее вечных шпилек. – Садись-ка и постарайся не заблевать мне машину, ладно?

– Фи! – Она скривилась, надулась и затихла на заднем сиденье. Я снова набрала номер Николая. Снова никакой реакции.

Приехав домой, я поняла, почему он не берет трубку. Не может. Не в состоянии. Николай лежал на нашем подогреваемом полу в гостиной и шумно спал. Рядом с ним валялась опрокинутая бутылка пива – не допил, не смог, и растекалась большая пивная лужа. На кухне творился еще больший беспорядок. На кухонном столе валялись какие-то черно-белые фотографии, сделанные, скорее всего, уличными камерами наблюдения.

Фотографий было много. На них какие-то люди садились в машину, кто-то с кем-то разговаривал. Я не узнала никого на фотографиях. Но мне было неинтересно. Рядом, на том же столе, лежали фотографии утраченной коллекции, какие-то ружья и пистолеты. Николай снова оплакивал свою потерю, поэтому и напивался. Ему было совершенно неважно, где я и с кем. Куда я денусь?