Пепельный блондин - Татьяна Веденская

– Я не хочу уезжать из России. И я не хочу продавать этот дом. Я его люблю.

– Даже после того, что тут было?

– А что тут было? – возмутилась я. – То, что случилось, – разве дом в этом виноват? Разве дом притащил деньги в сумке? Разве дом растрепал все своему начальнику охраны? И вообще, почему ты за меня все решаешь? Я не хочу уезжать. Я хочу жить в этом доме.

– Пока ты живешь на мои деньги, Оля, тебе придется делать именно то, что я скажу. Так уж получается. – Николай нахмурился, линия рта укрепилась, губы упрямо сжались.

Я замерла с открытым ртом, настолько не готова я была сейчас услышать то, что он мне сказал. Впрочем, я кривлю душой. Я совершенно точно знала, что он именно это и скажет. Со всей неизбежностью этого знания я все же не могла поверить, что снова окажусь в этой ситуации.

– Опять, да? Мне опять придется делать именно то, что ты скажешь?

– Да, Оля. Ты знаешь, я люблю тебя. Я делаю это, чтобы тебя защитить. Я не могу тебе позволить рисковать собой. Ты должна делать то, что я скажу.

– Я не буду.

– Что? – Он усмехнулся. – Оля, не начинай. Ты не голосуешь, ты же знаешь. Ты ничего не можешь поделать.

– Иди в жопу, Коля! – сказала я. – Вместе со всеми своими решениями. Я буду делать все так, как хочу сама.

– Да ты что! И что же ты будешь делать? Начнешь работать? Пойдешь в уборщицы? – Выражение его лица изменилось кардинально. Оно стало жестким и презрительным. Я уже видела это выражение. Я уже давно ненавидела его. Это была правда – то, как он на самом деле ко мне относится. То, что он реально обо мне думает.

– Это не твое дело. Ты можешь поступать, как хочешь. Я никуда не уезжаю.

– Решила быть смелой, да? Ты хоть понимаешь, что ни на что не способна? Ты же не работала и дня в своей жизни!

– А почему? Почему? Разве не ты мне всегда это запрещал? Разве не ты говорил, что женщина должна быть дома?

– Да, я говорил! – крикнул он и стукнул кулаком по столу. – Именно это я и говорил. Женщина должна быть дома. Женщина должна делать то, что ей скажет муж. И я всегда был тебе хорошим мужем. Разве нет? У тебя все есть!

– Все то, что мне не нужно! – крикнула я в ответ. Потом огляделась, взгляд мой упал на стеклянный шкаф в фарфором. Я открыла его, достала оттуда тарелку и со всего размаху швырнула ее на пол. Послышался грохот, звон, осколки посыпались по полу. Николай онемел на секунду.

– Ты что творишь?

Я схватила еще одну тарелку. Я захотела перебить их все. На четвертой Николай подлетел ко мне, схватил меня за руки, прижал к стене так крепко, что мне стало трудно дышать.

– Пусти меня, слышишь? Я тебя ненавижу! Я никуда не поеду! Я не хочу тебя больше видеть! – Я кричала и билась, чуть не потеряла сознание.

Вдруг его хватка ослабла, и я почувствовала, что он отошел от меня. Я подняла глаза. Он стоял, белый как снег, и смотрел на меня с изумлением.

– Это правда? То, что ты сейчас сказала? Ты меня ненавидишь? Ты что, хочешь развода?

Я ничего не ответила, я еле дышала. С трудом я сообразила, где лежит моя сумка. Я бросилась к ней, схватила ее, кое-как натянула на себя плащ. Шатаясь, я дошла до машины. Завела ее, открыла ворота. Николай бросился за мной, я услышала, как хлопнула дверь в углу гаража. Увидела его фигуру напротив моего окна. Я старалась не смотреть. Я не могла позволить ему сейчас взять контроль – над ситуацией, надо мной, над всем прочим. Николай попробовал открыть дверь, но она была заблокирована. Умница, дочка. Молодец, автоматика. Он принялся стучать кулаком по стеклу, он был в ярости. Стекло держалось из последних сил. Тогда Николай бросился к стойке гаража, схватил оттуда какую-то железяку и ударил по лобовому стеклу. Раздался хруст, и тонкая линия, как паутинка, потянулась по стеклу ко мне. Я завизжала, вывернула руль и поставила коробку на «драйв». Колино лицо было просто ужасным. Он стоял с железкой в руках и кричал.

– Остановись немедленно! Слышишь? Не делай глупостей, Оля! Черт!

– Уйди! – крикнула я через окно.

Не уверена, что он меня услышал, но это было неважно. То, что я придавила педаль газа, было понятно без слов.

– Я не позволю! – крикнул он мне вслед и побежал за машиной. Его лицо исказила ярость. Он редко бывает таким. Если быть точной, я видела его таким только несколько раз в жизни. После ограбления, когда погиб его партнер, еще пару раз. И вот сейчас.

Я обернулась, посмотрела на него, на его до боли знакомое лицо – человек, из которого состояла вся моя жизнь. Обернулась и тут же убрала взгляд. Я боялась, что если посмотрю, то испугаюсь, разверну машину и вернусь. Я боялась, мне было страшно ехать неизвестно куда – одной, безо всякого понимания того, что я собираюсь делать дальше. Мне было страшно: что может сделать со мной Николай за то, что я отказываюсь ему подчиняться? Но, черт возьми, я боялась и подчинялась большую часть своей жизни. Боялась перечить мужу, боялась настоять на своем, боялась за свою жизнь, боялась за свою дочь, боялась темноты и безлюдных улиц. Стала бояться людей и пустых комнат. Я устала бояться. Гори все огнем! Ни в какую Германию я не поеду. Я остаюсь здесь.

– Я не понимаю. Ты что, это все всерьез говоришь? Развод? Кошмар какой-то, честное слово! – в который раз переспросила меня Алина, смоля сигарету за сигаретой с таким видом, словно бы это она посреди ночи уехала от мужа, с которым прожила двадцать лет. Я сидела и пила вино из Сашенькиных запасов. Какое-то дорогое, но кислое, как черт-те что. Я кривилась, но пила – мне нужна была анестезия.

– Я не знаю. Я ничего не знаю. Я только не хочу больше быть этим стойким оловянным солдатиком, понимаешь?

– Нет! – воскликнула Алина и отошла к окну. – Я ничего не понимаю. Чего тебе не живется? Такой хороший мужик, хочет, чтобы ты уехала в Германию жить. Там теплее, там продукты качественные, там сервис.

– Разве в сервисе дело? Разве вообще дело в Германии? Почему я должна всегда делать то, что он говорит? Разве хоть раз я стала счастливее от этого? Разве это спасло Веру?

– Ты что, все еще винишь себя? Господи! – Алина бросилась ко мне, присела на корточки, схватила меня за руку. – Это была случайность. Ты вообще никак не могла этого знать. Ты же прошла терапию, Олечка. Тебе же все объяснили!

Это была правда – мне все объяснили. Месяца три Николай возил меня к какой-то женщине, которая расспрашивала меня о моем детстве, о моих отношениях с матерью, просила расслабиться и закрыть глаза. В ту пору, как только я закрывала глаза, я сразу видела смеющееся Верино лицо. Я сразу слышала звук выстрела, следы крови на белых кожаных сиденьях. Следы ее крови. Я думала о том, было ли ей больно. Я спрашивала врачей – они говорили, что она погибла мгновенно. Это меня немного успокаивало. Я ездила к ее мужу и сыну, я заставила Николая выплатить им денег, но они наотрез отказались. Деньги для них ничего не значили. Деньги вообще значат не так уж много. Только когда совсем нечего есть или нечем прикрыться от холода. Дальше они перестают играть хоть какую-нибудь роль. Остаются только люди. Верина семья перестала общаться с нами, они запретили мне когда-либо еще появляться на их пороге.