Ведьмин фонарь - Галина Герасимова

Слово за слово, и лед отчуждения между женщинами треснул. Вильма к аптекарше в душу не лезла и в подруги не навязывалась, надеясь, что удастся сохранить ровные отношения. Сина ей нравилась. Она не юлила и не пыталась обвинить Вильму во всех грехах. От Маришки ведьма знала, что Сина овдовела три года назад, мужа утащили рыболикие прямо у нее на глазах. Лекарским делом она занималась давно, и после смерти мужа аптека стала хорошим подспорьем. Только вот некоторые травы с хромой ногой достать было сложно. Так она с Руди и познакомилась. Хагард пристроил моряка к ней на постой – какая-никакая, а денежка, и Руди пытался помочь чем мог: сходить за редкими ингредиентами, наколоть дров, выставить пьяного покупателя из аптеки…

О Руди женщина говорила со смущенной улыбкой, преображающей обычно строгое лицо. Кажется, до сих пор боялась поверить, что тот в нее влюбился – тем более, так и не дождалась пылких признаний. Мальчишка, в свое время ухлестывавший за каждой юбкой, в этот раз втрескался по-настоящему, растерялся и не знал, как поступать. Честно сказать, после разговоров с аптекаршей у Вильмы возникло желание не пообщаться с другом на тему переезда, а напомнить, что не всегда молчание – золото.

А еще Вильма приобрела у Сины сонные капли. В последнее время она плохо спала: ей часто снился незнакомый лес, одинокая избушка, волк, крутящийся у ее ног – или не у ее? Добродушный мужской смех. И фонарь, который до ледяных гоблинов хотелось зажечь. Пару раз ведьма просыпалась именно с таким странным желанием. Вильма даже проверила артефакт, но тот преспокойно покоился на дне сундука, ничем не проявляя себя, и она немного успокоилась. Наверное, просто переутомилась, вот и снилась ерунда. Но капли купила.

Как и чем Сина уговорила Руди остановиться и прекратить донимать Вильму переездом, ведьма так и не узнала. Но друг по-прежнему заходил в булочную пару раз на неделе, просто по-приятельски поболтать, и каждый раз первым делом спрашивал, все ли в порядке. Словно ждал, когда подруга начнет жаловаться на жизнь. Но в последнее время жизнь Вильмы в Иствере текла спокойно, дни походили один на другой, и ей безумно нравилась эта передышка.

За генеральную уборку Вильма взялась после того, как в найденной в закромах банке облепихового варенья обнаружила толстый слой плесени, а в недавно приобретенной муке – мелких жучков. Морс она все-таки сварила, муку проморозила и просеяла, но ждать, где еще испортятся продукты, не стала. За несколько недель она убедилась, что Хенли ничуть не против ее самоуправства в доме, и осмелела: сняла с окон занавески, а с кровати – постельное белье и устроила большую стирку, выбила на снегу лежащую у камина шкуру, и достала немного золы, очистить потемневшие от времени котелки. Те заблестели как новенькие!

Вернувшийся с дежурства Хенли застал ее, балансирующей на табуретке, с подоткнутым подолом. Вильма вытирала пыль с верхних полок, мурлыча себе под нос прилипчивую песенку: на днях в пекарню заходил Густав и развлекал их северным фольклором.

Семга крутился рядом, заунывным мяуканьем выпрашивая, чтобы его погладили: Вильме с самого утра было не до кота. Решив, что без него происходит нечто интересное, раз хозяйка так долго не спускается на пол, Семга запрыгнул к ней на табуретку. Места для двоих не хватило, Вильма зашаталась, боясь ударить кота и свалиться сама, и охнула, когда Хенли пересек гостиную и придержал ее и табурет.

– Там ничего не хранится, зачем ты полезла наверх? – спросил он недовольным голосом, обнимая ее под коленками и не спеша отпускать руки.

– Ну почему же ничего? Там хранится пыль. А я предпочитаю дышать свежим воздухом, – парировала Вильма и оглушительно чихнула в подтверждение.

На табурет Хенли вместо ведьмы полез сам. Ему справляться было сподручнее: Вильма похихикала, дескать, он, с его-то ростом, мог и без табурета достать. Маг ворчал, но послушно протирал все указанные места. Сначала в гостиной, затем в спальнях. Вильма вступила в его святая святых с опасением быть тотчас выгнанной, но Хенли только махнул рукой: наводить порядок, так во всем доме.

Последней Вильма толкнула дверь в маленькую комнатушку между ее комнатой и спальней хозяина. Она редко сюда заходила: комната больше напоминала чулан, где хранились забытые и ненужные вещи. Две маленькие кровати стояли по разные стороны от окна, в углу заросло пылью трюмо. Здесь же Вильма нашла детские вещи, хотя в огромной шубе, которую Хенли носил подростком, ведьма при желании могла спрятаться!

– Бывшая детская. Я делил ее с сестрой, пока не подрос. А моя комната раньше была спальней родителей, – пояснил Хенли, зайдя следом за Вильмой. – Давненько я сюда не заглядывал.

– Оно и видно, – откликнулась ведьма. Даже не сразу нашлась, как подступиться к уборке.

Для начала занялись мебелью: Хенли складировал посередине комнаты все сломанное и не поддающееся починке. От подгнивших вещей решили избавиться сразу: сжечь в камине вместо дров, и все дела. Другие стулья можно было подновить, а Вильма неподдельно обрадовалась найденному тут же зеркалу.

Когда мебель разобрали, ведьма заметила стоящий в углу деревянный сундук. Под ветошью, бывшей некогда платьицами и мальчишескими камзолами, хранилась целая гора деревянных игрушек. От искусных поделок мага они отличались разительно: ощутимое напоминание, что мастерство резчика далось Хенли упорным трудом.

– Это кто? Кошка? – Вильма подняла фигурку с ушами-треугольниками. – А где хвост?

– Рысь, а не кошка, у нее хвост короткий. Вот, видишь? Маленький такой! – Хенли повернул игрушку спиной.

– А это собака? Морда у нее какая-то длинная. И хвост странный, как у ящерицы.

Мужчина смутился и отобрал игрушку.

– Что ты к хвостам привязалась? Это дракобака, его моя сестра придумала. Лучший друг и защитник. Надо же, я думал, Эмми его выбросила, а он до сих пор среди игрушек! – Хенли улыбнулся, разглядывая деревянное чудовище. – И свистульки тут, – перевел он взгляд на прочие поделки.

– Вы были дружны с сестрой? У меня нет братьев и сестер, а всегда хотелось, – призналась Вильма.

– Да не сказать, чтобы мы дружили. Я был старше, и она мне казалась мелкой приставучей колючкой. А когда не лезла ко мне, болела. Болела часто, каждый год с осени до поздней весны. Помню, я сильно ревновал маму, что она вечно с Эмми сидит, а на меня внимания не обращает. – Хенли как-то тяжело вздохнул и, присев на корточки, закрыл сундук. – А после во мне проснулась магия, и отец отправил меня учиться на материк. В Иствере для магов школ нет и наставника не найти – городской маг был вечно занят. Так что дома я стал бывать редко.

– Жалеешь?

– Не жалею, хорошее было время, – неожиданно признался Хенли. – И учеба мне нравилась, и короткие, но запоминающиеся поездки домой. Здорово было возвращаться, зная, что тебя ждут. Вот как сей… – Он вдруг оборвал себя и вскочил на ноги. – А может, мы тебе в комнату комод перенесем? – спросил он, резко переменив тему.

– И зачем мне комод? – удивилась Вильма, не представляя, как сама тогда будет умещаться в комнатушке.