Сомневайся во всем - Рене Декарт

Для Декарта сомнение — это методический прием и отправная точка построения философии. Суть такого сомнения в том, чтобы последовательно усомниться во всем, в чем можно усомниться, и благодаря этому выявить нечто несомненное, на основе которого можно построить прочное здание философии.

На первый взгляд Декарт в этом не оригинален. За две тысячи лет до него Сократ тоже поставил под сомнение все обыденные мнения и представления людей в своей знаменитой фразе: «Я знаю, что ничего не знаю, а другие и этого не знают», что и послужило началом нового типа философствования. Но несмотря на общность в выборе отправного пункта философствования, Сократ и Декарт принадлежат разным эпохам, и это должно было проявиться в их позициях.

2. Мы должны также считать все сомнительное ложным

Более того, полезно даже считать вещи, в коих мы сомневаемся, ложными, дабы тем яснее определить то, что наиболее достоверно и доступно познанию.

В данном случае считать вещи ложными Декарт предлагает в качестве методического приема, чтобы никакие сомнения в определении степени недостоверности не помешали обнаружить достоверное и самоочевидное. Вполне возможно, что нечто из того, что мы считаем ложным сейчас, в дальнейшем получит обоснование как истинное на тех предпосылках знания, которые мы обнаружим методом сомнения.

3. Однако это сомнение не следует относить к жизненной практике

Но это сомнение должно быть ограничено лишь областью созерцания истины. Ибо что касается жизненной практики, то, поскольку зачастую мы должны действовать прежде, чем избавиться от сомнений, мы нередко бываем вынуждены усвоить то, что является всего лишь правдоподобным, а иногда и просто выбрать одно из двух, если ни одно из них не представляется более правдоподобным, чем другое.

Методическое сомнение — это метод философии, поэтому оно не должно мешать нам в обычной жизни действовать и принимать ответственные решения. Однако обыденное сознание руководствуется правдоподобием, а не истиной. Поэтому необходимо найти первичные достоверные предпосылки, которые в дальнейшем дадут понимание жизни и позволят поступать, исходя из мудрости, а не обыденного сознания.

4. Почему мы можем сомневаться в чувственных вещах

Итак, теперь, когда мы настойчиво стремимся лишь к познанию истины, мы прежде всего усомнимся в том, существуют ли какие-либо чувственные или доступные воображению вещи: во-первых, потому, что мы замечаем, что чувства иногда заблуждаются, а благоразумие требует никогда не доверять слишком тому, что хоть однажды нас обмануло; затем, потому, что нам каждодневно представляется во сне, будто мы чувствуем или воображаем бесчисленные вещи, коих никогда не существовало, а тому, кто из-за этого впадает в сомнение, не даны никакие признаки, с помощью которых он мог бы достоверно отличить состояние сна от бодрствования.

Декарт — человек новой эпохи, которая связана с изменением картины мира и отношения человека к жизни. Ни в античности, ни в средневековье не возникало даже идеи усомниться в реальности мира. Сократ ставил под сомнение повседневные мнения людей, но не сам окружающий мир. Античные скептики, которые подобно Декарту ставили под сомнение достоверность познания через органы ощущений, в действительности сомневались только в человеческих суждениях о мире, но не в том, что их жизнь — это жизнь в реальном мире. Декарт ставит под сомнение именно само существование чувственно воспринимаемых вещей. Эта позиция была бы совершенно непонятна его предшественникам.

Античный человек мыслил себя как часть целого космоса или мирового разума, пронизывающего космос. Чувственно воспринимаемая реальность — это и есть подлинный мир, и никакого внутреннего мира сознания (который будем в дальнейшем называть субъективностью) античный человек не представлял. По этой же причине он считал, что и умопостигаемые вещи существуют объективно, образуя либо мир идей Платона, либо логос Гераклита и стоиков. Однако человек эпохи Нового времени, которой принадлежал Декарт, стал выделять внутренний мир собственного сознания — субъективность. Умопостигаемые сущности, которые для античного человека существовали сами по себе, для новоевропейского человека стали просто идеями или абстрактными смыслами внутри его ума.

Это обстоятельство радикально изменило понимание реальности вещей, данных в органах ощущений. Для античного человека чувственно воспринимаемая вещь и есть реальная вещь как таковая, которую он воспринимает непосредственно. Для человека Нового времени воспринимаемая органами ощущений вещь воспроизводится в виде образа внутри сознания человека. Иначе говоря, она не дана в восприятии сама по себе, но лишь отражается внутри сознания. Но можем ли мы быть уверены, что она отражается правильно? Может быть, источник образов внутри нашего сознания совсем иной, а чувственно воспринимаемых вещей и не существует вовсе?

Новое понимание познания как отражения реальных вещей в сознании стало новой общекультурной установкой и не было специально придумано философами. Декарт, как представитель эпохи Нового времени, принимает ее по умолчанию, но сталкивается с тем, что она порождает в теории познания трудности принципиального характера. Если мы считаем, что весь мир дан нам как отражение в нашем сознании, то как нам убедиться, что он действительно таков, каким мы его воспринимаем?

Для Декарта было жизненно важно убедиться: дело его жизни — философское и научное познание — не пустая игра воображения, а обретение подлинного знания и мудрости. Поэтому его цель не в том, чтобы во всем посеять сомнение, а в том, чтобы обосновать как реальность мира, так и адекватность научного познания вещей. Сомнение — лишь философский инструмент, который должен привести нас к надежным основаниям всякого знания.

5. Почему мы сомневаемся даже в математических доказательствах

Мы усомнимся и во всем остальном, что до сих пор считали максимально достоверным, — даже в математических доказательствах и в тех основоположениях, кои до сегодняшнего дня мы считали само собою разумеющимися, — прежде всего потому, что мы наблюдаем, как некоторые люди заблуждаются в подобных вещах и, наоборот, допускают в качестве достовернейших и самоочевидных вещей то, что нам представляется ложным; но особенно потому, что мы знаем о существовании Бога, всемогущего, создавшего нас: ведь нам неведомо, не пожелал ли он сотворить нас такими, чтобы мы всегда заблуждались, причем даже в тех вещах, которые кажутся нам наиболее ясными. Ибо это возможно не меньше, чем случающиеся иногда ошибки, существование которых мы подмечали прежде. Если же мы вообразим, что созданы не всемогущим Богом, а самими собою или кем-то другим, то, чем менее могущественным мы будем считать нашего творца, тем больше поверим в такую степень нашего несовершенства, которая постоянно ведет нас к ошибкам.

Декарт радикально усиливает сомнение. Ведь мы не можем быть уверены даже в том, что ум мыслит адекватно реальности. Насколько мы можем быть уверены, что Бог вложил в нас законы познания мира, а не наши собственные фантазии? Не исключено, что больное сознание извратило законы мышления, и поэтому даже стройные математические системы лишь кажутся нам таковыми.