Римляне - Оливия Кулидж

– И все зря! О боже!

Юстус чуть не плакал, и люди, вдоволь насмеявшись, оставили его в покое. В доме было нечего есть, и жене приходилось вымаливать еду у соседей, но Юстуса это не волновало. Он даже не додумался запереть лавку и исчезнуть на день или на два. Целыми днями он сидел и плакал, а люди приходили поглядеть на говорящую птицу и помучить его своими замечаниями.

Юстус и не заметил, что стали приходить смотреть уже не столько на птицу, сколько на него самого. Было что-то нелепое в его безумной надежде и отчаянии.

– Сто золотых монет, может, даже тысяча! И все зря! Боже мой!

– Давайте послушаем птицу, – предложил молодой знатный господин, который привел с собой друзей, чтобы насладиться зрелищем, – мне сказали, что она умная.

Юстус механически протянул руку и снял покрывало с клетки. Птица послушно заговорила:

– Привет тебе, Август! Привет тебе, отец империи! Август, привет! – Потом замолкла, склонила голову набок и грустно свистнула: – Фью! Все зря! Все зря! Боже мой!

Это было так похоже на Юстуса, что все трое друзей разразились хохотом, а терпению Юстуса пришел конец.

– Убирайтесь! – Он схватил кривой нож для резки кожи и гнал их по улице, пока его не остановили добросердечные соседи, отняли нож и посоветовали вернуться домой и поспать. Вырвавшись от них, Юстус излил гнев на ни в чем не повинные деревянные двери своей лавки. Он захлопнул их с силой и задвинул засов, не думая о том, что жена осталась на улице. Потом он потащился наверх, твердо решившись уморить себя голодом, если ничто не изменится. Юстус с головой накрылся соломенным матрацем и лежал в полном отчаянии, представляя, как толпа передает его нелепую историю на площади.

– Точь-в-точь как этот несчастный… «Все зря!» – вот что сказал скворец. Жаль, что вы не слышали. – Как и предполагал Юстус, сплетники даром время не теряли.

– Август должен был слышать, как жаловалась птица, – заметил кто-то.

– Вот бы мне такую! В следующий раз Август придет на пир, а я ее возьму и вытащу. Вот потеха!

Мысль понравилась. Стенания Юстуса были прерваны стуком в дверь. Сначала он не обратил внимания, но потом не удержался и осторожно выглянул в окно.

– Убирайтесь! – завопил он. – Оставьте меня! Я сверну птице шею и успокоюсь. Как вы все мне надоели!

– Но я хочу купить твою птицу! – Хорошо одетый слуга у двери казался расстроенным. Но Юстус был расстроен не меньше.

– Как ты смеешь издеваться надо мной? – завизжал он. – Получай! – Схватив горшок с грязной водой, который жена оставила на полу, он выплеснул содержимое за окно. – Теперь уберешься?

Слуга заплясал на месте, отряхиваясь и проклиная Юстуса:

– Ох! Ох! Ты меня испачкал, негодяй! Подожди, я до тебя доберусь!

– Правильно! Так ему и надо! – По оживленной улице проталкивался другой слуга, который, однако, счел благоразумным остановиться на некотором удалении от опасного окна. – Поделом тебе, Луций, за то, что ты хотел опередить моего хозяина! Чья это была выдумка? А теперь послушай, добрый человек, что бы он ни предложил, я дам вдвое больше. Моему хозяину нужна эта птица.

Луций, все еще приводивший в порядок свою одежду, вытащил золотую монету:

– Видишь? Лови! Можешь попробовать на зуб. Настоящая. Возьмешь двадцать?

– За такую ценную птицу? Я дам сто. – Второй слуга достал мешочек со звонкими монетами. – Желание моего хозяина стоит сотни монет или вовсе ничего. Он не будет покупать по дешевке. Ему это не нужно!

Юстус, зажав в руке золотую монету, глядел на слуг. В первый и единственный раз в жизни он не знал, что сказать. С усилием он произнес первое пришедшее на ум:

– Я продам птицу, – Юстус с усилием сглотнул слюну, – тому, кто предложит больше.

– Двести! – выкрикнул Луций, решив, что другой слуга располагает ограниченной суммой.

– Слышал его? Двести!

– Двести!

Эти слова передавались по всей улице, запруженной заинтригованными прохожими. Из окон домов по обеим сторонам дороги торчали головы любопытных.

– Тысяча!

– Ну и ну!

Юстус молчал.

Слуга дошел до предела, надеясь победить соперника. Луций тоже мог предложить тысячу, но мог и постепенно набавлять цену. Он не знал ответа на щекотливый вопрос: сколько потянет его хозяин. Если он предложит слишком мало, противник может перекупить птицу, и все же – больше тысячи! Принимая во внимание общественный характер сделки, Луций рисковал.

– Тысяча пятьсот!

– Соглашайся, Юстус! – крикнул кто-то.

Юстус был бы рад согласиться, но не мог. Он словно окаменел.

– Пять тысяч!

Луций злобно глянул на слугу:

– Замечательно. Продолжай. Но советую предупредить своего хозяина, что ему придется иметь дело с моим. Мы не терпим вмешательства.

Слуга пожал плечами и крикнул Юстусу:

– Послушай, ты согласен? Я должен принести деньги, но ты смотри меня не обмани. Никому не вздумай продавать. Теперь эта птица наша.

– По рукам. – Голос Юстуса звучал хрипло, и лицо побледнело. Он блуждал взглядом по окаменевшей толпе, пока не заметил знакомые черты, щетинистую бороду и черную волосатую грудь. Вид человека вывел Юстуса из оцепенения.

– Эй, Деметрий! Можешь сшить мне пару башмаков, нет, две или три пары из самой лучшей кожи! Но не закрывай свою лавчонку. Мне она больше не понадобится. – Он небрежно махнул рукой. – Я, может быть, куплю виллу и буду жить как захочу, с птицами, вероятно. Я слишком непостоянен, чтобы заниматься одной торговлей. Согласен?

Деметрий и другие сапожники молчали.

Юстус выпятил грудь и просиял:

– Я же вам говорил. Мысль приносит деньги. И вот так оно и вышло!

Моряка звали Гиппал, и он выполнял особую миссию. Вне всякого сомнения, он был грек. Удивительный человек, посвятивший всю жизнь доказательству научной теории. Я встретил его на пути из Коптоса на Ниле в Беренис, откуда наши товары отправляли по Персидскому заливу арабам в обмен на товары из Индии или с Африканского побережья. Через Персидский залив шла торговля Рима с Востоком. Большое значение в то время имели арабские гавани и острова у южного берега залива, потому что именно там располагались самые оживленные рынки. Сегодня торговля ведется уже в самом Беренисе, и все благодаря Гиппалу.

Мы путешествовали уже три дня, но обменялись всего лишь несколькими замечаниями относительно жары или упрямства верблюдов. Мне сказали, что Гиппал сопровождает груз с вином и, по слухам, с золотом, соблазнительным для разбойников, поскольку в большинстве случаев за перец, жемчуг и корицу приходилось платить золотом. Гиппал охранял караван на протяжении всего пути, после того как потерял у арабского берега свой корабль из-за безрассудной авантюры, с которого сам еле спасся – единственный из всей команды. Я узнал об этом только во время нашей третьей остановки в пустыне.