Черная Шаль. Книга 1 - Алексей Резник

Опять, примерно на полминуты, в кабинете повисло тяжелое, как каменная плита, молчание. Директор ФСБ ждал от начальника «Стикса» аргументированное убедительное опровержение своему утверждению, а начальник «Стикса» думал, что ему ответить: ложь или правду. Плейтис в ожидании ответа, смотрел на него с ничем не замаскированным безумием отчаянья, в глазах. Но Рыжевласов оказался безжалостен и сказал правду:

– Вы правы, товарищ генерал армии, скорее всего, мы с вами погибнем, нам никто не простит такой чудовищный долг…

Новый приступ ужасной боли языком невидимого пламени лизнул огромное тело Аджаньги от копыт до кончиков рогов, и почти никогда не испытывая в течение своей жизни боли, и совсем не умея ее терпеть, он распахнул зубастую пасть и обиженно заревел во всю мощь могучих легких. Его кошмарный вопль, до сих пор ни кем и никогда не слышанный на Земле, затравленно заметался между голыми бетонными стенами недостроенной панельной девятиэтажки, где кураторы затянувшейся командировки Аджаньги, определили ему место превентивной мутации, необходимой для успешного завершения порученной операции.

Аджаньга не потерял сознания, атакованный жестокой болью. Не в силах умолкнуть и продолжая обиженно реветь, рискуя привлечь внимание патрульных нарядов милиции, частенько прочесывавших район новостройки в профилактических целях, он, тем не менее, не лишился способности аналитически мыслить, и отдавать себе объективно верный отчет о крайне опасности своего положения.

Когда боль сделалась невыносимой, достигнув своего апогея, Аджаньге волей-неволей пришлось напрячь мозги до отпущенного им природой предела, и он вспомнил о так называемых «обезболивающих таблетках». Аджаньга запустил лапы в походный кожаный баул весьма приличных размеров и лихорадочно принялся шарить там гибкими длинными пальцами, увенчанными острыми загнутыми когтями.

Нужные таблетки – кучку ярко-голубых шестигранных кристаллов, сваленных в большой цилиндрической банке из твёрдого пластика, ему удалось найти быстро. Аджаньга щедро зачерпнул полную горсть спасительных кристаллов и, ни секунды не медля, отправил в пасть, сразу проглотив, не жуя.

Боль отступила почти мгновенно. Аджаньга облегченно замолчал, захлопнув пасть с такой силой, что с громким радостным стуком ударились друг об дружку, загнутые в виде мачете, ятаганов и навах, двухсантиметровые боевые клыки.

Он опустился на корточки, прикрыв глаза и обхватив голову руками, облокотившись широкой спиной, покрытой жесткой бурой шерстью, о нагретый солнцем бетон стены. Вспомнились слова главного куратора: «…Когда боль достигнет наивысшей точки в своей кривой роста, это будет означать начало процесса временного превращения твоего организма и визуальных данных в копию представителя местной фауны. Ты должен будешь, унгард Аджаньга, почувствовав эту особенную, которую нельзя вытерпеть, боль, немедленно проглотить обезболивающий препарат, принять самую удобную позу и попытаться думать о чем-либо приятном. Тогда ты либо уснешь, либо впадешь в состояние гипнотического транса. И в том, и в другом случае, то есть – в состоянии сна, либо транса, ты пробудешь ровно пятнадцать минут – не больше и не меньше периода времени, требующегося для процесса твоей полной физиологической трансформации. Через четверть часа, ты, унгард Аджаньга обратишься в существо иного мира и немедленно приступишь к выполнению важнейшего задания, порученного тебе твоим Кланом. На все про все у тебя будет пять суток – сто двадцать часов, если ты не уложишься в названный срок – никогда не вернешься домой, а Клан может погибнуть!»…

Далее Аджаньга перестал слышать голос старшего куратора, впав, он не успел понять – в состоянии ли транса либо уснув, даже не начав думать о чем-нибудь приятном. Да и по правде сказать, мало что происходило приятного за долгие годы тяжелой и полной опасностей жизни Аджаньги. Ничего, кроме бесконечных смертельно опасных и технически сложных заданий во имя безопасности Клана, сопряженных со множеством мрачных, как правило, кровавых эпизодов…

На базаре меня, как я и предполагал заранее, постигло полное фиаско. Я проходил базарные ряды вдоль и поперек примерно в течение полутора часов, но не нашел ни только нужную мне бельмастую цыганку, но и вообще не встретил никаких цыган – наверное у всех наших городских цыган был сегодня выходной.

И не то, чтобы я как-то особенной сильно расстроился, нет – я и сам толком не знал, какой свет мог бы пролить на тайну (если таковая и в самом деле имела место) черной шали мой предполагаемый разговор с её продавщицей. Что бы она мне сказала?! Да ничего просто-напросто или бы не узнала, или бы посмотрела, как на дурака и послала бы куда подальше – цыганки, они же, за словом в карман не лезут.

Вобщем, впустую я сходил на базар, и с лицом хмурым и озабоченным остановился возле одного шашлычника, раздумчиво глядя, как он махая фанеркой, раздувал огонь в мангале под лежавшими на нем еще совсем сырыми шашлыками. Шашлычник весело подмигнул мне и предупредительно спросил:

– Брать будэшь, брат? Чэрэз дэсять минут будут готовы!

– Да нет, спасибо, – неопределенно ответил я, сам не зная – хочу шашлыка или нет, – может и возьму. Из свинины?

– Из свинины.

– Слушай! – меня вдруг осенило, – ты здесь постоянно торгуешь?

– Каждый дэнь – уже четыре мэсяца, – несколько почему-то обиженно ответил шашлычник.

– Да-а?! А ты цыган-торговцев, случайно, не знаешь?

– А чэм, имэнно?

– Что – чем именно?

– Чэм имэнно таргуюут? Обманули они тэбя они – почэму спрашываэшь?

– Обманули и очень жестоко! – сказал я ему чистейшую правду. – С бельмом на правом глазу, жирную здоровую такую, с очень противной мордой, бабу знаешь?!

Шашлычник посмотрел на меня с интересом, и хитро улыбнувшись одними глазами, ответил вопросом на вопрос:

– Шиту, что ли? – и улыбнулся теперь уже и губами. – Она один здесь с бельмом таргуэет. А зачем она тэбе?

– Да сказал же – обманула она меня! Вещь ей одну хочу вернуть, а деньги забрать – я же не миллионер. Знаешь, где найти ее? Скажи, друг, а?! Каждый раз только у тебя шашлыки буду брать.

– Да днэй пять уже их не видна.

– Их?!

– Ну да. Она же с мужем всегда – с Вишаном. Нэт их, нэ видно уже днэй как пять. В слободкэ они живут, там и ищи.

– Точно – в слободке?!

– Точна. Шита и Вишан зовут. В слободке у людей спросишь – подскажут.

Я понял, что адреса цыган шашлычник действительно не знает. На душе у меня стало совсем скверно: в слободку я не пошел бы ни при каких обстоятельствах, ибо не сомневался, что в этом гиблом месте никто ничего хорошего мне бы не сказал. Я решил поехать домой и направился к троллейбусной остановке.

Недалеко от остановки – метрах в двадцати, перед глазами мелькнула телефонная будка – та самая, из которой звонил я в день празднования юбилея Антонины Кирилловны, спеша сообщить жене о сделанной мною роковой покупке. Я остановился – будка была пуста! Постояв некоторое время в растерянности, я вошел в будку и набрал номер домашнего телефона.