Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I - Питер Акройд

Впрочем, ни о какой путанице в стремлении Генриха к достижению своей непосредственной цели говорить не приходилось. Поздней весной и ранним летом 1536 года мелкие монастыри перешли в ведение Томаса Кромвеля. Еще в самом начале года парламент принял закон о роспуске монастырей, и теперь представители королевской комиссии начали работу по их закрытию. На роспуск одного небольшого монастыря уходило шесть и более недель. С башен снимали колокола, а от крыш отдирали свинцовые листы; вся церковная утварь и драгоценности изымались, а имевшиеся запасы зерна шли на продажу. В период этих церковных расхищений две тысячи монахов и монахинь расстригли и отослали обратно в светский мир. Как складывалась их жизнь после этого — истории неизвестно.

Процесс этот, однако, не всегда проходил быстро и спокойно. Когда прихожане монастыря Святого Николая в графстве Эксетер решили, что хоры над алтарной перегородкой необходимо снести, толпа разъяренных женщин ворвалась в церковь, схватила прислужника и «стала забрасывать его камнями — так, что ради спасения жизни ему пришлось искать убежище в колокольной башне». Однако толпа ринулась за ним, и несчастный был вынужден выпрыгнуть из окна, из-за чего «едва было не свернул себе шею, но сломал одно ребро».

В конце сентября монахи из Хексема в графстве Нортумберленд пытались оказывать сопротивление посягательствам на их монастыри. Приехав в город, представители комиссии увидели «множество столпившихся на улице жителей с копьями, алебардами и другим оружием наготове, словно собравшись защищать осажденный город». По мере продвижения королевских посланцев к святой обители зазвонил городской, а затем и большой монастырский колокола; жители закрывали двери своих домов и лавок, а на крыше и шпиле монастыря собралось несколько монахов с мечами, луками и стрелами. «Нас здесь двадцать братьев, — прокричал один каноник, — и мы все скорее погибнем, прежде чем вы пересечете порог этой обители!»

Помимо мечей и луков у них было и другое оружие. Архиепископ Йоркский умолял короля пощадить монахов Хексема и действительно получил наивысшее дозволение, скрепленное Большой печатью. Посланники, увидев это дозволение, отступили. На следующий день монахи парами вышли из своей обители и с оружием присоединились к жителям Хексема в «зеленом месте». Оттуда они наблюдали за посланниками, пока те «не скрылись из виду». Несмотря на это, наказание настигло мятежников позже. Король упомянул Хексем в письме к герцогу Норфолку, заявив, что монахов «следует связать [повесить] без дальнейшего промедления и формальностей».

Общенародное возмущение и разочарование лишь усугубилось с выходом в свет неких «предписаний». Опубликованные как итог вердиктов, изложенных в Десяти статьях, они запрещали упоминание чистилища и отменяли дни многих святых, которые прежде отмечались как религиозные праздники. В том же году Томас Кромвель приказал снести гробницу Эдуарда Исповедника в Вестминстерском аббатстве. Это была очередная атака на «предрассудки», популяризируемые и рьяно оберегаемые монахами. Многим людям, а возможно, жителям Лондона в особенности, подобные вопросы представлялись маловажными. Однако более ревностные и консервативно настроенные верующие испытывали острое негодование, которое вскоре вылилось в открытое восстание.

К весне и лету 1536 года королевство наполнилось слухами и толками. Один священник из городка Пенрит в графстве Камбрия отправился на самый юг, в Тьюксбери, где, сидя в местной пивной, заявил: «Нас обирают до нитки и хотят сломить, однако мы поднимемся с колен — сорок тысяч человек восстанет в один день». Возможно, слова и сорвались с хмельного языка, однако жители севера были особенно недовольны упразднением мелких монастырей, обеспечивавших продовольствием и помощью многие поколения в трудные времена.

Другой священник, из Эссекса, отправился собирать снопы пшеницы вместе с работником по имени Ламбелес Редун. «На севере назревает смута», — сказал священник и добавил, что он и еще десять тысяч других священнослужителей вскоре отправятся туда.

«В добрый час молвить, — мудро изрек работник, — в худой промолчать».

«Словам моим ты не внимай и о сказанном не заботься, ибо, прежде чем наступит Пасха, дни короля будут сочтены».

Ходили слухи, что все драгоценности и сосуды вынесли из приходских церквей и заменили жестяной или латунной утварью. Разграбление святынь в некотором отношении подтверждало людскую молву. Поговаривали, что приходские церкви должны были отстоять друг от друга по меньшей мере на восемь километров, а все, что ближе, подлежало сносу. Сообщалось, что за проведение крещения, похорон и бракосочетаний отныне взимался налог и что ни одному бедняку не будет дозволено есть белый хлеб и мясо гуся без дани королю. Эдуард Брок, «убогий старик», заявил, что, пока король сидит на троне, ненастьям и непогоде не будет конца-краю.

Падение Анны Болейн, как считалось, предсказал еще Мерлин. Народ внимательно изучал другие знаки и предзнаменования. Среди монастырей прошел слух, что «прекрасная роза будет растоптана в чреве его матери», означая, что Генрих будет убит священниками, поскольку угнетаемая им церковь и есть его мать. Язык этих пророчеств отражал язык народа, ополчившегося против риторики королевских прокламаций.

Предвестники бунта появились тем же летом. Священника из Виндзора, проповедовавшего о народном восстании, вздернули на виселице. Пятьдесят или шестьдесят мужчин и женщин подняли мятеж в городке Тонтон — двенадцать приговорили к смерти и отправили на казнь в разные места в качестве предупреждения. Ни одному священнику или монаху в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет не разрешалось носить оружие, за исключением ножа для мяса.

Первое масштабное восстание разразилось в начале октября 1536 года, после того как три комиссии королевских советников прибыли в Линкольншир с различными целями. Первой было поручено упразднение небольших монастырей, две другие занимались сбором налогов и допросами священнослужителей. Это вторжение из Лондона переполнило чашу терпения народа. В торговом городке Лут собралась процессия из местных жителей, несущих перед собой три серебряных креста, и церковный певчий Томас Фостер прокричал: «Граждане, прошествуем же за крестами в этот день: одному Богу известно, суждено ли нам когда-либо повторить сей путь». Народ боялся конфискации имущества, и в тот вечер группа вооруженных деревенских жителей прибыла к приходской церкви, чтобы защищать ее богатства.

Новости о «беспокойствах» в Луте вскоре распространились, и отряды вооруженных мужчин под предводительством некоего капитана Коблера начали разъезжать по стране, чтобы помешать или остановить работу королевских комиссий; звон городских колоколов многочисленных приходов созывал людей. Бунтовщики требовали, чтобы король «прекратил собирать дань с простого народа, пока живет и правит, и остановил роспуск монастырей»; они призывали сдать им Томаса Кромвеля и других «епископов-еретиков», чтобы те понесли заслуженное наказание. Викарий Лута добавил, что народ потрясен «упразднением церковных праздников… и упразднением святых обителей», равно как и «новыми ошибочными суждениями по поводу Девы Марии и чистилища». Религия была средоточием их протеста.