Похищенному верить - Алексей Макеев

От майора Попова Гуров и Крячко узнали следующее: в Сергиев Посад Яковенко приехал неделю назад. Государственный историко-художественный музей готовил очередную выставку, и Яковенко, как обычно, выступал спонсором данного мероприятия. К его приезду работы велись уже больше месяца, выставка обещала стать событием года для всей искусствоведческой братии. Тема экспозиции звучала примерно так: «Орнаментальное и золотое шитье в России на рубеже веков». К определенному дню в Посад должны были привезти выставочные образцы из тридцати городов России. Кроме того, сотрудники музея сумели договориться с владельцами частных коллекций, которые согласились предоставить на время проведения выставки уникальные экспонаты. Подобной акции не проводили еще ни разу: в одном месте собрали более пяти тысяч уникальных предметов, дошедших до наших времен еще с пятнадцатого века. Искусствоведы об этом могли только мечтать.

Гвоздем программы должен был стать экспонат под названием «Женский сапожок с каблуком», датированный второй половиной семнадцатого века и являющийся собственностью Валентина Яковенко. Конец шестнадцатого – начало семнадцатого века славились лицевым и жемчужным шитьем. В те времена жемчугом украшали не только парадные одеяния знати, но и обувь. На обуви, как правило, жемчугом обнизывали контур рисунка, но в некоторых случаях расшивали целиком.

К концу семнадцатого века подобное украшение стало редкостью, и до наших дней таких работ дошло немного. По всей России они были представлены всего в нескольких местах, в том числе в Московском Кремле. А вот Валентину Яковенко невероятно повезло, он уже больше пяти лет являлся обладателем второго сапожка, точной копии кремлевского экспоната. До сих пор никому не удавалось убедить Валентина Яковенко представить шедевр на всеобщее обозрение, но в этот раз он согласился. Шутка ли, два сапога сойдутся в одном месте спустя три века! Раз уж руководство Кремлевского музея делится своими шедеврами с Посадом, то и он, Яковенко, должен это сделать.

Обо всем этом майор Попов знал еще до происшествия. Весь Сергиев Посад только о предстоящей выставке и говорил. О том, что Яковенко привез из Великобритании старинный сапожок, – тоже. Впрочем, эта информация находилась и в рекламных проспектах музея, и в открытом доступе на форумах в Интернете. Событие могло стать значимым только после хорошей рекламы, и музейные сотрудники на нее не скупились. Сам потерпевший находился в состоянии полной прострации и говорить не мог. Возле него дежурила целая бригада врачей, ограждая своего подопечного от любых поползновений со стороны правоохранителей. О том, как именно произошло ограбление, Попов узнал со слов охранников.

В то утро Валентин Яковенко собирался отправиться в музей пораньше. Открытие выставки должно было состояться через два дня, поэтому работы хватало. Экспонат хранился в полуподвальной комнате в северном крыле. В шесть утра Яковенко поднялся, плотно позавтракал и вызвал охранника. Охранник Лагуткин Семен работал практически бессменно. Когда Яковенко уезжал в Шеффилд, он жил в доме один. Следил за порядком, проветривал помещения, ухаживал за растениями и приглядывал за безделушками, которыми был набит дом. Но на этот раз Яковенко решил перестраховаться, он нанял еще одного охранника, воспользовавшись рекомендациями начальника полиции Сергиева Посада. Лагуткин нес дежурство с восьми вечера до восьми утра, а утром его сменял временно нанятый охранник.

Вместе с Лагуткиным Валентин Яковенко проверил работу сигнализации и уехал в музей. Семен дождался прихода сменщика, передал ему ключи от северного крыла, поболтал о том о сем и тоже ушел. В доме остался только Евгений Цвирко, временный охранник. Спустя десять минут после начала смены Евгений вышел покурить и тут обнаружил во дворе постороннего. Он не выглядел подозрительно, и уж тем более опасно, но у Цвирко имелись четкие инструкции, поэтому он остался на крыльце и издали позвал незнакомца. Тот стоял к нему спиной и рассматривал пихтовый куст, растущий вдоль пешеходной дорожки. На крик охранника он повернулся и оказался всего лишь стариком лет семидесяти, с унылым лицом и трясущимися руками.

Охранник велел старику покинуть территорию, но тот и не подумал подчиниться. Доковыляв до крыльца, он потребовал позвать хозяина. Яковенко он называл «Валиком» и заявлял, что тот ему чуть ли не родня. Цвирко ответил, что хозяина дома нет, и снова предложил старику уйти, но тот повел себя совершенно неадекватно, причем произошло это внезапно. Он принялся стучать клюшкой по мощеной дорожке и приговаривать:

– Мальчик, позови-ка мне Валика. Да поживей, дружок, дядя Отис ждать не любит.

С каждым разом удары становились все яростнее, охранник начал беспокоиться, как бы металлический наконечник не попортил дорогостоящую плитку. Он собрался было спуститься с крыльца и силой вывести старика со двора, но тут калитка распахнулась, и во двор вошли два амбала. Высокие и плечистые, они подкатили к старику, но не с угрозами, а с уговорами. Мол, пойдем, дедуся, тебя дома заждались. Старик вроде как разозлился, начал упрекать амбалов в том, что они ему прохода не дают, следят за каждым шагом. Вот и к другу не пускают, а ведь Валик его звал. Разборки затянулись. Все это время Цвирко стоял на крыльце и спокойно наблюдал за происходящим, входная дверь в дом оставалась открытой. В какой-то момент ему послышался шум, исходивший с задней части двора. Цвирко повернулся на шум, и ему показалось, что кто-то бежит к забору.

Амбалы этого не видели, а вот старик, успев перехватить взгляд охранника, отреагировал довольно странно. Он вдруг потерял всякий интерес к своим знакомцам и принялся активно вовлекать в разговор Цвирко. Заговорил о погоде, о заботах осенних дней и прочей подобной ерунде. Цвирко бросился с крыльца, намереваясь проверить, что происходит на заднем дворе, но тут произошло нечто совершенно непонятное. Старик пошел прямо на него, лопоча что-то о желании выкурить хоть одну сигаретку, выхватил из рук Цвирко зажигалку, потом с невероятной для старика силой запихнул охранника в дверь и захлопнул ее. Евгений не удержал равновесия, ударился затылком о чугунную ножку танкетки, стоявшей в прихожей, после чего отключился.

В чувство его привел сотрудник пожарной охраны. Как оказалось, за время его отключки загорелась москитная сетка, закрывающая веранду и крыльцо. С сетки огонь быстро переметнулся на декоративную обшивку. Та не загорелась, но начала плавиться и выделять густой черный дым. Дым быстро заметили с улицы и вызвали пожарную охрану. Пожарный расчет прибыл за считаные секунды, так как пожарная станция располагалась буквально в двадцати метрах. Пожар потушили, охранника нашли и вызвали «Скорую помощь».

Придя в сознание, Цвирко спросил про старика и его приятелей, но пожарные заявили, что двор был пуст. Предполагая самое ужасное, Евгений проковылял в северное крыло. Запоры на дверях оказались открыты, сигнализация отключена, а переносной стеклянный контейнер с жемчужным сапожком исчез. Он тут же позвонил Яковенко. Тот, в свою очередь, связался с начальником посадской полиции, потом с мэром города, со своим адвокатом и даже с федеральным судьей, с которым дружил чуть ли не со школьной скамьи. Высокопоставленные чины приняли звонок Яковенко близко к сердцу и к дому подъехали почти одновременно.