Приключения Конан Дойла - Рассел Миллер

Его уверенность оправдалась. 30 октября 1886 года издательство “Уорд, Локк и К°” предложило Дойлу 25 фунтов за авторские права на повесть, правда, с условием, что опубликована она будет в следующем году, “поскольку сейчас рынок заполнен дешевой литературой”. Вероятно, отсрочка огорчила автора меньше, чем мизерный гонорар и нелестное определение, и он попросил проценты с тиража. В письме от 2 ноября “Уорд, Локк и К°” вежливо отказались, сославшись на то, что “Этюд” вместе с рассказами других сочинителей войдет в ежегодный сборник, и они не могут заплатить проценты только ему — это “неудобно” по отношению к остальным. Других предложений не было, и пришлось согласиться. “Больше я от них никогда не получил ни пенни”, — мрачно вспоминает он в автобиографии.

Примерно в это же время его попросили сделать перевод с немецкого для бюллетеня “Газ и водопровод”, где вскоре и вышла статья под заголовком “Проверка газовых и водопроводных труб на предмет протечки”. Дойл шутил, что это была поворотная точка в его писательской карьере — впервые журнал нуждался в его услугах, а не наоборот.

В “Этюде в багровых тонах” Холмс знакомится с Ватсоном. Их представил друг другу общий знакомый, и они условились вместе снимать жилье по адресу, который стал, наверное, самым знаменитым в английской литературе: Бейкер-стрит, 221-6. “В квартире было две удобные спальни и просторная, светлая, уютно обставленная гостиная с двумя большими окнами. Комнаты нам пришлись по вкусу, а плата, поделенная на двоих, оказалась такой небольшой, что мы тут же договорились о найме и немедленно вступили во владение квартирой”.

Так было положено начало долгой нерушимой дружбе, притом что трудно представить себе людей более разных, чем эта пара. Знающий себе цену женоненавистник, холодный расчетливый аскет Холмс и сердечный, простодушный Ватсон, питающий слабость к игре и хорошеньким женщинам, полностью подпавший под влияние своего блестящего товарища. Холмс, безусловно, незаурядный человек: “Видите ли, — говорит он, — мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадется под руку, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них среди всей этой завали и не докопаешься.

А человек толковый тщательно отбирает то, что он поместит в свой мозговой чердак. […] Поэтому страшно важно, чтобы ненужные сведения не вытесняли собой нужные”.

С первого знакомства Холмс обнаруживает удивительную наблюдательность и способность — точно как доктор Джозеф Белл — угадывать биографию собеседника по его манерам и внешности. Едва ему представили Ватсона, как он тут же осведомился: “Вы, я вижу, жили в Афганистане?” Ватсон изумляется: “Как вы догадались?” И Холмс демонстрирует Ватсону свой дедуктивный метод в действии, но, сказать правду, строгой критики его выводы не выдерживают. “Этот человек по типу — врач, но выправка у него военная. Значит, военный врач. Он только что приехал из тропиков — лицо у него смуглое, но это не природный оттенок его кожи, так как запястья у него гораздо белее. Лицо изможденное, — очевидно, немало натерпелся и перенес болезнь. Был ранен в левую руку — держит ее неподвижно и немножко неестественно. Где же под тропиками военный врач-англичанин мог натерпеться лишений и получить рану? Конечно же, в Афганистане”. Все это, на самом деле, совсем не обязательно: почему не в Южной Африке, где в то время Британия вела военные действия против зулусов? И с каких пор Афганистан расположен “в тропиках”? И что такое: “по типу — врач”? Зато умозаключение насчет раненой левой руки Ватсона кажется абсолютно логичным, жаль только, что так и осталось загадкой, почему в последующих рассказах рана таинственно перекочевала в ногу доктора. (Большинство читателей, впрочем, эта мелочь и другие несообразности в рассказах о Холмсе нисколько не волновали. Объяснениями озаботились дотошные “шерлокианцы”: было высказано предположение, что Ватсона подстрелили снизу, когда он отдавал естественный долг природе, и пуля насквозь пробила ногу, а потом вошла в плечо. Вот так!

Эта история, как и многие другие, начинается с того, что на Бейкер-стрит приходит посетитель. Ватсон замечает его еще из окна: тот смотрит на номера домов, а в руке держит синий конверт. Холмсу достаточно одного взгляда, чтобы безошибочно определить: перед ними отставной флотский сержант. Все очень просто: на руке у него татуировка — якорь, военная выправка, бакенбарды — все выдает флотского служаку, а возраст и уверенная осанка говорят о том, что он был не рядовым, а сержантом. “Чудеса!” — восхищается Ватсон. “А, чепуха”, — отмахивается Холмс.

Сержант-посыльный доставил Холмсу письмо от инспектора Грегсона из Скотленд-Ярда. Тот просит помочь в расследовании загадочного убийства. В пустом доме на Брике — тон-роуд обнаружен труп хорошо одетого американца. Холмс предлагает Ватсону прокатиться на Брикстон-роуд, где их уже ждут инспекторы Грегсон и Лестрейд. В одной из комнат на стене кровью выведена надпись RACHE, что по-немецки означает “месть”. В итоге Холмс, разумеется, раскрывает преступление, но поскольку корни его уходят в далекое прошлое, происходят в общине мормонов штата Юта, то во второй части повести — длинной и мелодраматичной — Холмс с Ватсоном отодвинуты на задний план.

В чем-то “Этюд” схож с рассказами По, в чем-то почти дословно воспроизводит детективные истории Габорио. Кстати, Холмс наслышан о своих знаменитых коллегах и не питает к ним никакого почтения. О Дюпене он говорит, что тот “недалекий малый”, а о Лекоке — “несчастный растяпа”. И хотя сам Дойл с восхищением относился к своим коллегам, то есть к обоим писателям, это не помешало ему использовать новаторский по тем временам прием и столкнуть персонажей, что придало изложению удивительную достоверность.

Нетрудно провести и другие параллели между рассказами По и Дойла. В “Убийстве на улице Морг” преступление совершает обезьяна, в “Пестрой ленте” Дойла — змея. В “Золотом жуке” (1843) сюжет строится вокруг шифра, который изобрел пират капитан Кидд. Сыщик разгадывает его, зная, что самая употребимая буква в английском языке — “е”. Тот же прием использует Дойл в “Пляшущих человечках”.

Дойл никогда не скрывал своего восхищения Эдгаром По, называл его “основателем детективного жанра” и говорил, что после Маколея он более, чем кто-либо, повлиял на его творчество: “Вам надобны сила, новизна, емкий сюжет, неугасающее напряжение, живое впечатление — По мастер всего этого”.

“Этюд в багровых тонах” вышел в 1887 году, став главным рассказом в битонском альманахе “Битонс Кристмас эньюэл”. На обложке был изображен Шерлок Холмс, склонившийся над трупом. Книжка стоила шиллинг, и кроме текстов там было много рекламы, вроде: “Паста от паразитов, надежное средство от крыс, тараканов, мышей и клопов!” Сборник разошелся очень быстро, и повесть Дойла получила отличные отзывы. “Это самый замечательный рассказ о хитроумном преступлении со времен Эдгара Аллана По! — писал “Скотчмен”. — У автора несомненный талант. Он не идет проторенной дорогой, а показывает, как должен работать настоящий сыщик, пользуясь дедукцией и наблюдательностью. Книга обретет множество поклонников”.

Пока “Этюд в багровых тонах” ждал опубликования, Дойл обратился к проекту, который казался ему гораздо более престижным и заслуживающим внимания. Он начал работать над историческим романом “Мика Кларк”, посвященным мятежу Монмута[12]. Объединение реальных фактов и художественного вымысла должно было, как казалось Дойлу, “стать настоящей проверкой” его таланта. “Я выбрал для этой цели исторический роман, поскольку в нем могли сочетаться реальные события жизни и приключения, что было так привлекательно для моей пылкой молодой натуры”. Он мог бы также добавить, что все ведущие романисты XIX века — Скотт, Диккенс, Теккерей, Джордж Элиот, Харди — отдали дань исторической литературе, и жанр этот считался, так сказать, престижным.