Жизнь - Кит Ричардс

Концертные заведения, которые упоминаются в дневнике, – это клуб Flamingo на Уордор-стрит, где играл Blues Incorporated Алексиса Корнера; Илингский клуб, про него уже было сказано; “Ричмонд” обозначает клуб Crawdaddy в отеле Station, оттуда реально начался наш путь к вершинам; Marquee, который тогда еще был на Оксфорд-стрит, – там играл Сирил Дэвис со своими R&B All-Stars после того, как убежал от Корнера; Red Lion находился в Саттоне (лондонский район); наконец, Manor House – это паб на севере Лондона. Денежные суммы – жалкие гроши, которые нам платили за то, что мы выкладывались на сцене на всю катушку, хотя со временем ситуация стала поправляться.

* * *

По моему мнению, Stones никогда бы не сложились, если бы Иэн Стюарт их собственноручно не сложил. Он и никто другой снимал нам первые репетиционные точки, он командовал всем прибыть туда к определенному часу, без этого все осталось бы на уровне благих намерений. Мы в таких делах ни черта не смыслили. Это был его проект, его группа, и, по сути, он отобрал тех, кто будет в ней участвовать. Люди плохо представляют, что именно он был и вдохновителем, и мотором, и организатором, без которого на тех первых порах все бы просто развалилось. Потому что денег было не густо, зато полные штаны идеализма типа “мы научим Англию блюзу”, “это наше предназначение” – всякий такой наивняк. И у Стю были просто неимоверные запасы энтузиазма на эту тему. Он же стал отступником, порвал с людьми, с которыми играл раньше. Для него это на самом деле был прыжок в неизвестность, шаг поперек движения. С отлучением от его уютной музыкантской компашки. Но без него нас бы не вынесло. Он был настоящим старожилом клубной сцены, а мы были салагами-новобранцами.

Одной из его первых тактических операций стала партизанская война с трад-джазерами. Общий климат менялся, и люди упирались. У чуваков, игравших традиционный джаз, он же диксиленд, битников и не совсем дела на тот момент обстояли очень-очень здорово. Midnight in Moscow[51], Акер Билк и вся эта несметная кодла, которая просто подмяла под себя весь рынок. Музыканты они были отличные, Крис Барбер и остальные джазовые кадры. Короли сцены. Но им было не понять, что ситуация не стоит на месте и что пора уже как-то разнообразить свою музыку. С другой стороны, кто нам даст низложить диксилендовую мафию? Казалось, нет ни единой бреши в их обороне. И Стю придумал, что мы будем занимать перерыв – выходить играть в Marquee, пока Акер пьет свое пиво. Денег это бы не приносило, но таким образом мы могли забить первый клин. Такой у Стю был план боевых действий. Он периодически появлялся и говорил: Marquee (или Manor House) – денег не обещают, зато пустят сыграть в перерыве. И неожиданно перерывы сделались интересней, чем основная программа. Выпускаешь чуваков заполнить паузу, а они играют Джимми Рида. Пятнадцать минут. И реально хватило каких-то нескольких месяцев, чтобы монополия трад-джазеров сошла на нет. Нас ненавидели от всей души. “Хреновая ваша музыка. Не пойти ли вам лучше по танцам играть?” “Вы и идите. Лично мы остаемся”. Но что происходит какая-то смена эпох, мы, конечно, не подозревали – на это нам наглости не хватало. Мы просто были рады лишний раз выйти на сцену.

Один символический момент перехода власти от джаза к рок-н-роллу зафиксирован на пленке. Это “Джаз в летний день” – суперважный фильм для начинающих рок-музыкантов в то время, главным образом из-за Чака Берри, который появляется на Ньюпортском джазовом фестивале 1958 года и играет Sweet Little Sixteen. Там засветились Джимми Джуффре, Луи Армстронг, Телониус Монк, но мы с Миком, конечно, ходили смотреть на нашего чувака. Помню этот черный сюртук. Его выпустили – кто-то рискнул – с Джо Джонсом, великим джазовым ударником, который среди прочих играл у Каунта Бейси. Предполагаю, для Чака, когда он поднялся на сцену, это был почетнейший момент в жизни. Исполнение Sweet Little Sixteen было не ахти какое, но главное заключалось в отношении ветеранов за спиной – им было абсолютно не по нутру, ни как он выглядел, ни как он двигался. Они над ним потешались и старались всяко его подъебнуть. Джо Джонс поднимал палочку после каждых нескольких ударов и скалился, как будто это был такой детский сад. Чак понимал, что работает наперекор обстоятельствам. И если прислушаться, он справился не здорово – но все-таки номер свой он вытянул. Угодил в компанию, которой хотелось спихнуть его со сцены, и сумел оставить последнее слово за собой. Так что в итоге Джо Джонс лоханулся. Уж лучше б он послал Чака в открытую, чем такой подлый нож в спину. Чак все равно прорвался.

Описание первого этапа клубной активности и моего обалделого азарта по поводу нашего превращения в зарабатывающий коллектив присутствует в еще одном письме к моей тете Пэтти – потрясающей находке, которая объявилась, пока я писал эту книгу.

Это первое задокументированное появление моего имечка Киф[53], и отсюда видно, что изначально оно пошло не от фанатов. Среди моей многочисленной родни у меня было прозвище “кузен Биф”[54], которое естественно превратилось в “Киф”.