Дверь в глазу - Уэллс Тауэр

Полдвенадцатого. Мать будет пересчитывать таблетки в своей аптеке до восьми вечера. А значит, Джейси придется провести день с двоюродной сестрой Майей, которая жила у них эту неделю. Четыре дня назад Майя приехала в Шарлотт из своего горного поселка, чтобы повидаться с родственниками перед отбытием в бесплатную государственную школу для лучших молодых танцоров штата.

Джейси казалось, что Майя здесь уже слишком долго. В детстве они с радостью проводили вместе почти каждое лето. Вдвоем стойко переносили все напасти детского летнего лагеря, вылавливали тритонов из горных озер и воровали шоколад и губную помаду из магазинов по всему Шарлотту, а чуть позже — вино и обезболивающие из запасов несчастной матери Майи. Они отрабатывали друг на дружке первые поцелуи, просто чтобы попрактиковаться, а одним летом — тогда Джейси было десять — они съели засохшие корки с коленей друг друга, чтобы скрепить уговор когда-нибудь поселиться со своими семьями в одном доме на побережье Южной Каролины.

Но союз, заключенный на «корковом» обеде, потерял силу, когда половое созревание провело разграничительную черту в судьбах девочек. За три недели до шестнадцатилетия Майя выглядела как длинноногий высоченный богомол и была подающей надежды балериной с королевской осанкой, а Джейси все еще ходила с прыщавым лбом и подбородком, и ее фигура смахивала на банку с солеными огурцами. Майя вздыхала по Рудольфу Нуриеву и часто жаловалась, как трудно любить умершего человека. О будущей профессии она говорила языком нью-йоркской критики: «Так сложно установить равновесие между точностью и выразительностью», — для Джейси подобные разговоры были столь же непостижимы, как брачные песни китов. Майя берегла бесценные суставы в коленях и щиколотках, повторяя: «Я никогда не прощу себя, если придется вернуться в модельный бизнес», — к тому времени она снялась для рекламных проспектов местной сети универмагов.

Правда, Джейси тоже не была обделена талантами. Она пела сильным уверенным контральто, никогда не фальшивя. Как-то на шкальном концерте она исполнила гимн «Земляничное вино» с такой тоской и страстью, что учительница физкультуры, седовласая горгулья, которую волновало только то, что «мышцы работают путем сокращений», утирала слезы. Ну и что? При этом Джейси не кричала на каждом углу, что скоро весь Манхэттен или Нашвилл будет мечтать только о том, чтобы послушать ее. Нет, она собиралась спокойно работать в фармацевтике или физиотерапии и петь только иногда дома — если вдруг будущий муж будет неплохо играть на гитаре. И если Майе суждено было воспарить над колючими зарослями жизни, то Джейси не стыдилась стать честным маленьким валуном, катящимся прямо по колючкам.

Возможно, это были последние летние каникулы, которые кузины проводили вместе, но, несмотря на это, Майя до обидного мало общалась с Джейси. Майя уже отвергла такие общие занятия, как: покататься на коньках в торговом центре, посмотреть кино, сходить на тайную пивную вечеринку у соседей через два дома, пробежаться по магазинам и поглядеть, как волонтерская пожарная команда подожгла заброшенный дом и потом залила его из шланга.

Казалось, Майя считает все развлечения Шарлотта невыносимой провинциальной скукотищей — а ведь в ее родном городке, еще меньшем, чем Шарлотт, не было вообще ничего, кроме железной дороги, пары десятков деревенских жителей, рабочих и нескольких собак. Ну что поделаешь с таким человеком? С ней и поговорить-то не о чем, пусть уж скорее наступит понедельник, и она уедет в свою танцевальную школу — так решила Джейси, спускаясь на первый этаж.

На нагретой солнцем душной веранде Джейси улеглась на кушетку. Ей нравился затхлый запах теплого покрывала.

Джейси решила пролежать на нем до тех пор, пока не приедет отец и не повезет ее ужинать. Раз в две недели он приезжал навестить ее из города Саутерн-Пайнс, где жил с женой. Джейси еще не до конца оправилась от пяти лет бурной ненависти, которую испытывала к отцу после развода родителей. В самый сложный период их отношений, два года назад, Джейси даже пыталась заколоть тихого отца пилкой для ногтей. История получила огласку, и по сей день дальние родственники считали Джейси обузой семьи, девочкой с нездоровой психикой, которой суждено прожить несчастную жизнь в бедности, — хотя Джейси хорошо училась и два года подряд попадала в престижный список школьных отличников. И на отца она больше не нападала. Когда ненависть перестает быть развлечением, она начинает утомлять — и теперь у Джейси не было на нее сил. Да и на самом деле отец не сделал ничего плохого, разве что женился на рослой хриплоголосой женщине, которая постоянно ходила в рейтузах, очень подходящих ее армейской манере держаться.

Джейси ждала сегодняшней встречи с отцом. Она надеялась уговорить его поехать в ресторан «Кроудэдди», тогда можно было бы заказать любимого цыпленка под соусом каюн.

Джейси включила телевизор. Показывали гольф, опять гольф, сериал «Мамина семья» и программу «Дикая Америка». Ведущий Марти Стауффер в своей обычной манере трогал голыми руками какие-то отвратительные и вместе с тем любопытные «дары природы» — на этот раз перед ним была горка из свежесодранной бархатистой кожи с рогов лося. В ней виднелись сосуды. Все вместе было похоже на клочки ковра, на котором недавно кого-то зарезали.

— Хорошо же ты устроилась, уютно так, — сказала Майя, выйдя на веранду в четверть двенадцатого. Она была одета в новом стиле: вся закутанная в полупрозрачные шарфики и шали, как певица Стиви Никс. В одной руке у нее был носовой платок, в другой пачка сигарет «Vantage». Майя курила не таясь. И никто не делал ей замечаний, потому что в ее профессии сигарету считали чем-то вроде витаминки. Майя зевнула и стала зачесывать волосы в пучок. Волосы были густые и спускались ниже талии — она часто жаловалась, как с ними тяжело, и тут же заявляла, что собирается пожертвовать их фирме, которая делает парики для раковых больных. На самом деле то, что волосы Майи до сих пор ни разу не загорелись, было чудом — если учесть, как небрежно она их закалывала, оставляя свободные прядки, которые постоянно находились в опасной близости к тлеющему концу ее сигареты.

— У меня в постели мертвая птица, — сказала Джейси, не отрывая взгляда от экрана.

Майя вопросительно посмотрела на нее:

— Такого выражения я раньше не слышала — это что-то новое? И что оно значит?

— Что у меня в постели мертвая птица.

— Правда? Прямо сейчас?

— Да.

— Какая птица?

— Грязная, — ответила Джейси. — Гадкий мокрый птенец.

— Можно посмотреть?

— Нет, — сказала Джейси.

— Почему нет?

— Потому что Пушок заперт там в комнате. Я не выпущу его, пока он не съест птенца.

— Ах ты умничка.

— Иногда бываю, — сказала Джейси.

Майя смутилась. Она усмехнулась каким-то сдавленным неловким смешком. Джейси с удовольствием отметила, что Майя почувствовала укол ее безразличия.

Словно от внезапного приступа простуды, Майя разразилась духовой сюитой чихов.