Стрела Купидона - Сара Крейвен

— Никогда.

Она ощущала его внутри себя и вдруг почувствовала, как все в ней будто взорвалось.

Дрожа всем телом, Фиби медленно возвращалась к действительности. Доминик стирал губами слезы с ее лица.

— Ты должна была познать это наслаждение, — прошептал он.

И она улыбнулась ему нерешительно, не в силах скрыть своего изумления, потому что никогда прежде не знала о существовании подобного экстаза.

Неожиданный резкий звонок телефона вторгся в их идиллию.

— Не бери трубку! — Фиби схватила его за руку.

— Я должен, иначе Кэрри придет выяснять, что случилось. — Он мягко освободил руку и подошел к письменному столу.

Фиби увидела, как изменилось его лицо. Она ощутила холод и странное чувство неловкости, как будто в комнате появился кто-то третий.

— Добрый вечер, Серена. Чему обязан неожиданным удовольствием?

Фиби замерла, в полной растерянности уставившись на Доминика.

Тот слегка нахмурил брови.

— Если ты этого желаешь, — проговорил он безразличным тоном. — Разумеется, Тара будет счастлива. — Еще пауза, затем: — Да, конечно. Доброй ночи.

И с величайшей осторожностью положил трубку, потом пересек комнату и налил себе глоток спиртного.

— Моя бывшая жена, — чеканя каждое слово, произнес он, — приезжает провести с нами Рождество. Я, пожалуй, пойду сообщу эту неожиданную новость Кэрри.

Он посмотрел на Фиби, сидевшую на ковре и державшую платье перед собой. Его лицо показалось ей совсем чужим.

Эштон сказал:

— Думаю, при данных обстоятельствах вам лучше одеться, не так ли? — и, залпом выпив виски, вышел из комнаты, оставив ее в одиночестве.

— Моя мечта сбылась, — радостно объявила Тара. — Мамочка будет здесь на Рождество.

— Да что ты! — Фиби натужно улыбнулась. Она чувствовала себя совсем разбитой.

Она вела себя как дура. Очертя голову доверилась рукам Доминика. Завороженная его поцелуями, покоренная его ласками, лишилась на время рассудка. И теперь вынуждена пожинать плоды. Он более чем подтвердил свое мнение о ней.

И как теперь сможет она убедить его, что только эти губы и только эти руки смогли заставить ее забыться? Что отдалась ему потому, что любит его, и любовь породила доверие?

Он не поверит в это, с горечью напомнила она себе. Не захочет. Он затеял эту небольшую любовную схватку, чтобы доказать свою правоту, подтвердить свои домыслы. Ничего больше. Он не давал обещаний. А как только все было закончено, ушел, даже не взглянув на нее.

— Папочка сердится на меня? — вернул ее к действительности вопрос Тары.

— Нет, почему он должен сердиться?

— Потому, что мне пришлось солгать ему насчет дяди Тони. Я не хотела, но дядя Тони сказал, я не должна говорить ни слова о том, что он был здесь, иначе он помешает мамочке приехать навестить меня. А папа все спрашивал и спрашивал меня.

— Послушай, малышка, — ласково посоветовала Фиби, — я думаю, будет замечательно, если ты выкинешь из головы дядю Тони. Он не имел права требовать от тебя говорить неправду. И папа сердится скорее на него, чем на тебя, поэтому не волнуйся больше об этом.

— Хорошо. — Тара вновь засияла. — Интересно, когда же приедет мама?

— Для меня — так слишком скоро, — созналась Кэрри. — Не могу взять в толк, почему мистер Доминик разрешил ей приехать сюда.

— Только ради Тары, — предположила Фиби. — Несмотря ни на что, Серена Вейн — ее мать.

Кэрри фыркнула.

— Дворовая кошка лучшая мать, чем эта мадам, — сурово заявила она. — Нет, она едет неспроста, с какой-то целью, помяните мои слова. Но нет худа без добра. Я знаю, что кто-то при этом потерпит фиаско.

Боюсь, что и я тоже, подумала Фиби, не отрывая взгляда от омытого дождем сада.

Когда ланч был завершен, Фиби уселась в гостиной и принялась шить наряды куколкам Тары. Какой-то слабый звук заставил ее посмотреть наверх.

Доминик стоял в дверях, наблюдая за ней.

— Вы хотели о чем-то со мной поговорить?

Отчужденная вежливость — основной принцип общения, напомнила она себе. Веди себя так, будто события прошлой ночи — просто плод воображения.

— Кое-что нам нужно обсудить. — Он сделал паузу. — Это касается прошлой ночи…

Фиби с такой силой сжала руки на коленях, что у нее заболели суставы пальцев.

— Нечего обсуждать. — Ее голос от волнения был немного хриплым. — Вы намеревались что-то доказать и добились успеха. У меня нулевая сила воли. А теперь не могли бы мы забыть весь этот неловкий эпизод?

— Это не так просто.

— Отчего же? Едва ли я подам на вас жалобу за сексуальную агрессию. Я также не намерена обмениваться девичьими секретами с мисс Вейн.

— Ну, вы меня успокоили! — В его голосе слышалось раздражение. — Ради Бога, Фиби, неужели вы не понимаете, насколько невыносима эта ситуация?

— Вы хотите, чтобы я пошла и собрала вещи?

Он прикусил губу.

— Нет, по крайней мере, пока — нет. Я считаю, нам следует оставить в силе наш нынешний договор. Если, разумеется, вы в состоянии…

— Хорошо. — Она растянула свои губы в улыбке. — Я… я останусь до Нового года, как обещала. И вы не должны волноваться. Мне не нужно больше доказывать, что я глупа.

— Фиби, ради Бога! — В его голосе звучало неприкрытое отчаяние.

— А еще я узнала, почему Тара солгала о Тони, — продолжила она, — он грозил, что сможет отменить визит ее мамы, если девочка выдаст его.

Доминик помрачнел.

— Но Тара не знала, что ее мама приезжает. До тех пор, пока я не сказал ей сегодня утром.

— Знала. Она говорила мне о том, что это возможно, довольно давно.

— Я должен был догадаться! Серена редко делает что-то, поддавшись внезапному порыву. — Он помолчал. — Кажется, я должен извиниться перед вами сразу за все.

— Нет, — быстро ответила она. — Все в порядке.

Внезапно парадная дверь открылась, в дом ворвалась струя холодного сырого воздуха, и долетел нетерпеливый зов Хейзл Синклер:

— Доминик? Дом, дорогой, где ты?

Доминик повернулся к двери, но гостья уже появилась в комнате.

— Я увидела твою машину. — Улыбаясь, она наступала на него, протягивая свои руки и вынуждая его расцеловать ее в обе щеки. — Ты не сообщил мне, что ты дома, скверный мальчишка! Я подумала, проезжая мимо, что мне следует завезти эти билеты на рождественское представление в следующую среду, — бойко тараторила она. — Рождественские гимны, сольные номера, рождественская пьеса, а в завершение — сладкие пирожки и пунш.