Изменница поневоле - Галина Владимировна Романова

Дело было тухлым, дело было глухим – к такому выводу Мишаня Борцов пришел уже давно. И готовился прямо сегодня вечером подать рапорт хотя бы на часть отпуска. Но до вечера еще полдня. Пока же, отчаянно потея в белой неудобной рубашке и ненавидя себя за уступчивость, он делал вид, что работает.

Работа была пустяковая: обзвонить все отделы полиции по городу и затребовать информацию на предмет обнаружения трупа Сидорова. Отделов было немало, он не успел обзвонить еще и половину. И не очень-то торопился.

Во-первых, если бы такой труп нарисовался, по сводкам прошла бы информация, а ее не было. Во-вторых, Мишаня полагал, что если Проскурин и избавился от трупа, то избавился так, что его хрен найдут. В-третьих, Назаров вел себя довольно странно. Друг, а обедать ушел и с собой не позвал. И ничего не принес Мишке из столовки, ни пирожка, ни бутерброда какого-нибудь. А когда вернулся с обеда, первое, о чем спросил: нет ли информации? Не спросил, не голоден ли напарник, не сводит ли кишки у него оттого, что есть страсть как хочется? Нет, ни о чем он таком не спросил. Информацию ему подавай.

Мишаня полез из-за стола сразу же, как Назаров опустился на свое место. Он не железный. Он тоже пойдет и пообедает. Шагнул метра на два к двери, и тут его телефон зазвонил.

– Алло, Борцов, ты, что ли? – заорал ему на ухо лейтенант из соседнего РОВД. Мишаня ему, кстати, полчаса назад звонил.

– Я.

– Слушай, ты тут спрашивал насчет возможного обнаружения трупа с ножевым, так?

– Так. – Мишаня заволновался, уселся на свое место, на время позабыв о голоде. – Есть что-то?

– Как, ты говорил, фамилия пострадавшего?

– Сидоров. Сидоров Серафим Ильич. Кличка Сима Ключ. Медвежатник и…

– Понял! – перебил с непонятной веселостью коллега из соседнего отдела. – Помер он, Сима твой. В самом деле помер. Только не на улице, потому и по сводкам не прошел. В больничке он помер, через неделю после операции. Его на «Скорой» привезли с ножевым и с большой потерей крови. Прооперировали, все как будто норм. А он взял и нажрался на радостях.

– Чего нажрался? – не понял Мишаня.

– Водки! Водки ему кто-то принес. Он на радостях и отметил свое выздоровление. И помер. Потому я и не въехал сразу, чего ты от меня хочешь.

– А его кто-то допрашивал, как он ножевое получил? Что говорил? Я же не просто так интересуюсь, у меня два человека сидят под следствием по обвинению в нападении на него. – Он глянул на внимательно слушающего его Назарова и поправился: – У нас сидят под следствием. Двое.

– Конечно, допрашивали, и не раз. Нам же, сам понимаешь, отписаться надо.

– И что он?

– А ничего. Не сдал никого. Несчастный случай, говорит. И протокол заставил составить и подписал собственноручно.

– О как, – не поверил Мишаня.

Наверняка ребята из соседнего отдела сами подсуетились, чтобы не висело на них еще одно гнилое дельце.

– Они там между собой поножовщину устраивают, урки эти, а нам головняк, так ведь, Борцов? И сдать нам друг друга не сдадут ни за что, если они авторитетные.

– Кто вызывал «Скорую»? – спросил Мишаня, прослушав зачитанный с листа протокол допроса пострадавшего.

– А кто ж знает-то? Утверждает, что сам. Врачи его подобрали в парке на скамейке голышом почти. Где его вещи, так и не сказал.

Где были его вещи, Мишаня знал. Только вот к чему теперь применять эти знания? Покойный Сидоров категорически утверждал, что никто в его ранении не виноват. Несчастный случай, и дело с концом. Получается, Проскурина и Митрофанову теперь отпустить придется?

– А вот хрен им! – взорвался Назаров, когда Мишаня подробно рассказал обо всем. – Эти двое выложат мне, кого они бомбанули! Или я на них понавешаю такого!..

– Это беспредел, Макс, – напомнил Миша Борцов. – Информация об ограблении той ночью никак не подтвердилась.

– Значит, они грабанули кого-то, кто не стал заявлять.

– Такого же урку? Одного порезали, и он открестился от нападения на него. Второго ограбили, и этот тоже промолчал. И хрен с ними, пусть между собой разбираются. А нам оно надо? – фыркнул Миша.

И снова полез из-за стола. Столовая скоро закрывается на перерыв, а он проголодался. И плевать, что на нем тесная и потная рубашка, он есть хочет.

– Эта версия тоже лопнула, как мыльный пузырь, Макс. Признай это, – посоветовал Борцов, уже выходя из кабинета.

И не слышал, как тихо тюкнулся бумажным клювом в дверь пущенный ему вслед самолетик.

Остаток дня они почти не разговаривали. Назаров несколько раз звонил в следственный изолятор и сверялся со сроками. Завтра. Уже завтра они должны были отпустить подозреваемых, потому как предъявлять им было нечего. Максим злился из-за того, что ничего не вышло. Мишаня злился из-за того, что у Назарова не вышло. Значит, снова тупик, снова все сначала. А лето проходит.

До вечера просидели молча. Назаров вышел куда-то без четверти шесть. Миша, не дождавшись его, ушел домой. И даже не позвонил напарнику. Зашел в цветочную палатку и назло Назарову купил Карине цветы. Самые дорогие из тех, что были. Он знал, что Назаров такого расточительства не одобрил бы. Не то что бы тот был против цветов женщинам. Но чтобы на последние и еще самые дорогие! А у Миши в самом деле в карманах посвистывало, а до зарплаты оставалось еще полторы недели. А он все равно купил Карине цветы.

Она сначала обрадовалась. А потом ворчала весь вечер. И сразу разглядела в его поступке какой-то внутренний протест.

– Никогда так больше не делай, – она закончила день этой фразой и сопроводила ее протяжным зевком. – Послезавтра занимать денег придется, и все у того же Назарова. Как ему удается жить на одну зарплату? Может, потому что один?

Ему не везет последнее время – к такому выводу пришел Назаров, рассматривая яйцо, шлепнувшееся на пол у газовой плиты. Может, потому что он один? Потому что давно пора подумать о жене, милой, надежной, верной? Чтобы провожала его утром, а вечером встречала и…

И выносила мозг, как Карина Мишке.

Он полез за половой тряпкой, которая висела на гвоздике под раковиной левее мусорного ведра. Урони он в присутствии такой вот Карины яйцо, что будет? Вой будет. Упрекнет тут же в неаккуратности, косорукости и еще бог знает в каких грехах. А один он что? Он молча уберет за собой. Молча проглотит пустой кофе. Молча выйдет на улицу, сядет в машину и разомкнет рот в кафе в квартале от дома. И то только для того, чтобы сделать заказ.

Нет, такой как Карина, ему точно не надо. А других образцов у него перед глазами давно не было, сравнивать не с кем. Он вообще мало с кем общался, только с Мишкой. Но тот в последнее время стал какой-то не такой. Дуется без причины, ворчит, в отпуск просится. Можно подумать, Назарову в отпуск летом не хочется.