Калигула - Зигфрид Обермайер

Макрон, ехавший верхом рядом с носилками Тиберия, услышал его сдавленный крик.

— Император?

Он спешился и заглянул под балдахин. Бледный император трясущейся рукой показал на корзину. Там лежала мертвая змея, частично уже съеденная муравьями, которые облепили ее, свисая шевелящимися гроздьями.

— Это знак! — задыхаясь от страха и волнения, сказал Тиберий. — Боги хотят предупредить меня! Так будет и со мной: в Риме я умру. Мы поворачиваем! Обратно, на Капри! Сейчас же поворачиваем!

Макрон и Калигула переглянулись. Оба были довольны ходом событий.

Процессия поспешила обратно к Антии и снова погрузилась на корабли. Император торопился, по всей видимости, им овладел панический страх, что он может не добраться до Капри живым. Но путь по морю давался Тиберию так тяжело, что он приказал пристать к берегу. Его отнесли на расположенную поблизости виллу.

Харикл шепнул Калигуле:

— Думаю, дело идет к концу. Может быть, он немного передохнет и снова почувствует себя лучше, но время его вышло. Это вопрос нескольких дней.

Тиберий цеплялся за жизнь с невероятной силой. Он, кому существование на земле так часто бывало в тягость, не хотел уходить в темноту, желая еще немного насладиться солнечным светом.

«Весной, когда дни становятся длиннее, а поля покрываются свежей зеленью, не умирают, — думал он. — Это время рождения и торжества жизни».

Железная воля императора сделала то, что Харикл считал невероятным: к утру Тиберий восстановил силы и отдал приказ отправляться дальше. Калигуле чудилось, что это кошмарный сон, который вот-вот рассеется. Макрону он сказал:

— Это должно произойти теперь. Я не могу и не хочу больше ждать. У меня есть план.

— И в чем же он?

— Я все сделаю один, но ты будь поблизости. Возможно, понадобится твоя помощь.

Поскольку император отказался плыть, путешествие продолжалось по суше.

Они остановились в Астуре, маленьком прибрежном городке. Как всегда, когда император хорошо себя чувствовал, он пил после дневной трапезы неразбавленное вино — один кубок за другим, пока его не одолела усталость.

Калигула обратился к деду с выражением искренней заботы на лице:

— Мы так рады, что ты снова бодр и свеж, император. Я хочу просить тебя не испытывать судьбу и не пить неразбавленное вино.

Тиберий был в отличном настроении и повел себя милостиво.

— Хорошо, Гай. С этого момента я буду пить его разбавленным — плесни сюда воды.

Калигула взял кувшин с водой и дополнил кубок. Вино сначала пробовал слуга, поэтому Тиберий беззаботно пил дальше. После трех кубков он захотел спать. Калигула взял кувшин и, улыбаясь, сказал:

— Я разведу для тебя еще пару кубков…

Наблюдательный Макрон сразу понял, с какой целью Гай использовал воду и что он теперь сам уничтожает следы.

«Неплохо придумано, — думал он. — Я бы не догадался».

В эту ночь Тиберий тяжело заболел, и о дальнейшем путешествии не могло быть и речи.

Калигула и Макрон не спускали с императора глаз. Харикл приготовил для него сильное укрепляющее средство и предписал строжайший покой. Скоро Тиберию стало немного лучше, но он по-прежнему был слаб, говорил запинаясь и иногда забывал, где находится. На третий день он проснулся после полудня и потребовал позвать Тразиллия.

— Мы ведь уже на Капри? — спросил он.

— Нет, император, — ответил астролог. — Мы все еще в Астуре.

— В Астуре? Где это?

— На побережье, в одном дне пути от Капри, — сказал Калигула.

— Почему мы все еще не там? Я ведь приказал поворачивать. Почему не выполняются мои приказы?

— Ты заболел, достопочтенный отец, но сейчас поправляешься. Как только Харикл разрешит, мы тронемся в путь.

— Харикл ничего не может разрешить или запретить! — возмутился император. — Завтра я еду дальше! Уже завтра!

Так все и произошло. Они снова пустились в дорогу, и Тиберию стало настолько лучше, что он принял участие в организованных в его честь соревнованиях преторианцев. Напрасно Харикл предупреждал его об опасности перенапряжения. Когда началась травля зверей и люди должны были противостоять кабанам, император потребовал копье, встал и со всей силы метнул его в животное. Он попал, но напряжение оказалось так велико, что Тиберий с криком боли опустился обратно в кресло, бледный как полотно, и пульс его, как установил врач, опасно участился.

С этого момента состояние его стало резко ухудшаться. Он слабел с каждым днем, но вдруг перестал торопиться обратно на Капри. После того как всему побережью стало известно, где он находился, Тиберию вздумалось доказать всем, что он жив и здоров.

Следующей остановкой была Мизена, город, где располагалась часть римского флота. Здесь император с Калигулой и Макроном поселился на вилле Лукулла. Наследники полководца и гурмана продали ее императору, так что Тиберий жил в собственном доме. Это обстоятельство, как и то, что до Капри оставалось несколько часов пути по морю, укрепило у императора чувство безопасности и прибавило ему сил и решимости показать, что он еще в состоянии управлять империей. Тиберий принимал делегации из близлежащих городов, почти каждый вечер устраивал пышные трапезы, прощаясь потом со своими гостями, как требовала традиция, стоя. Слугам приходилось поддерживать его, а он замечал при этом с наигранной улыбкой, что старые кости немного ослабли.

Он ел с большим аппетитом, хотя и понемногу, но пил изрядно, и при этом Калигуле несколько раз удавалось подлить деду с водой небольшие порции медленно действующего яда.

На седьмой день он не смог без посторонней помощи встать с постели. Харикл определил у него лихорадку и велел соблюдать полный покой. Вечером император выпил еще два кубка вина, провел беспокойную ночь, временами забываясь в бреду, а к утру впал в похожий на смерть сон.

— Это конец, — прозвучал приговор Харикла, после чего Калигула тут же отправил гонцов в Рим. В послании говорилось, что император, умирая, определил своим преемником его, Гая Цезаря. Между тем Тиберий еще был жив.

Калигула и Макрон по очереди, а иногда вместе дежурили у постели императора. Ближе к двенадцати часам началась агония, старик стал хрипеть. Калигула кивнул Макрону и осторожно снял с пальца императора перстень с печатью. Будто почувствовав, что его лишили символа власти, Тиберий неожиданно распахнул глаза и слабым голосом позвал слугу. Тут его мутные от лихорадки глаза различили внука, который в ужасе застыл у его кровати с кольцом в руке.

— Верни! Оно пока принадлежит не тебе…

Эти слова он сказал шепотом, но четко и ясно, так что и Макрон мог их слышать.

— Ну все, хватит!

Префект подошел к постели, взял подушку и прижал ее к лицу императора.