Пророк смерти - Крис Карлден

Шиллинг рассмеялся:

– Видите ли, Бен, я психолог и ясновидящий, и поэтому мне хочется верить, что неплохо разбираюсь в людях. Возможно, я ошибаюсь, но в вас не вижу никакого зла, и зачем бы вы стали задавать мне все эти вопросы, будь бы убийцей?

«Первый, кто верит в мою невиновность», – подумал Бен. Только, к сожалению, один из очень немногих. А сейчас, когда весь Берлин знает, что он в розыске, Бена наверняка быстро схватят и тут же упекут за решетку. А если он действительно страдает раздвоением личности и не помнит, что́ совершил другой Бен, то ничего удивительного в его стремлении расспросить Шиллинга и найти убийцу, которым он сам же и является. В таком случае он уже не может быть в себе уверен. Бена снова бросило в холодный пот.

Ситуация изменилась для Бена в двух отношениях: во-первых, его собственная репутация и репутация его семьи уничтожена, и полиция, публично заклеймив его, вряд ли станет предпринимать особые усилия и вести расследование в других направлениях, чтобы найти доказательства его невиновности. Во-вторых, Шиллинг дал ему подсказку, за которую можно уцепиться. В случае нераскрытого похищения племянницы Шиллинга Карлы фигурирует то же самое необычное время. Бен попросил у Арнульфа Шиллинга лист бумаги и ручку и записал адрес его сестры Аниты. Она жила в таунхаусе на Цикаденвег, в поселке Айхкамп района Вестэнд.

– Моя сестра все еще лежит в больнице. Она почти полностью парализована и даже не может говорить. Но перед инсультом она завела папку, куда складывала все, что связано с похищением Карлы. Дженнифер вам покажет. Она сделает все, чтобы найти Карлу.

Бен кивнул. Настоящие события каким-то образом должны быть связаны с исчезновением Карлы. Разговор с Дженнифер – пусть и призрачный, но все равно шанс узнать хоть что-то, что приблизит его к настоящему убийце и, тем самым, к цели: доказать свою невиновность.

– А разве тогда не было ничего, что указывало бы на похитителя или подозреваемого? – спросил Бен.

Шиллинг почесал затылок, выпятил нижнюю губу и покачал головой:

– И да и нет. Моя сестра утверждала, что днем, перед ночным исчезновением Карлы, якобы видела слоняющегося перед их домом выпускника школы по имени Михаэль Рубиш. Но у парня есть алиби, подтвержденное многими, как на это время, так и на приблизительное время похищения. Полиция тогда решила, что моя сестра ошиблась. Насколько я знаю, расследование зашло в тупик.

Когда Бен поднял глаза и взгляд его упал на цветы на подоконнике, ему в голову пришла мысль: кто бы ни ввел его тогда в заблуждение в доме Шиллинга, он должен был знать, что Бена вполне убедит мужчина, который лежит сейчас перед ним в больнице. Возможно, даже задумано, что Бен узнает об исчезнувшей племяннице Шиллинга. В Бене все сильнее крепла уверенность, что убийца женщин и человек, который выдал себя за ясновидящего в доме Арнульфа Шиллинга, одно и то же лицо. «Он словно бросает за собой хлебные крошки и ведет меня по своему следу», – подумал Бен. Но почему он это делает? Бен встал и подошел к окну. Мать Карлы подозревала выпускника школы. Фальшивый ясновидящий из квартиры Шиллинга был мужчиной лет шестидесяти. Как одно сходится с другим?

– Вы знаете, где я могу найти Михаэля Рубиша?

Шиллинг пожал плечами:

– Три месяца назад он еще жил в том элитном интернате при монастыре в Грюневальде.

Внезапно у Бена к горлу подступил комок, а время словно остановилось на несколько секунд.

– Вы имеете в виду школу-интернат на Чертовом озере? – уточнил он.

– Именно. Эта школа только для богачей. Вообще-то Рубиш туда совсем не вписывается. Ему было разрешено находиться там, потому что его бабушка работает в интернате.

Бен ничего не понимал. Дело становилось все более запутанным. Ему казалось, что он во сне пытается собрать какой-то невероятный пазл с огромным количеством элементов за слишком короткое время, и каждый раз, когда думает, что нашел нужный кусочек, оказывается, что тот не подходит.

– Кажется, вам знаком этот интернат? – поинтересовался Шиллинг.

Бен кивнул, и, несмотря на жару в палате, лицо его побледнело.

– Когда-то я тоже там учился.

В маленькой квадратной комнате Дженнифер все еще стояла детская мебель. Стены были оклеены подходящими по цвету, но уже немного пожелтевшими и кое-где отрывающимися обоями с цветочным орнаментом. Сосновая облицовка мебельной стенки была повреждена во многих местах, и из-под нее грязными пятнами проглядывали древесно-волокнистые плиты. На дверцах и боковых стенах шкафа были наклеены переводные картинки с изображениями певцов, музыкальных групп и звезд футбола давно минувших дней. Счастливых дней. Дженнифер сидела на вертящемся стуле перед крохотным, встроенным в мебельную стенку письменным столом, положив голову на руки, и плакала.

Вскоре после обеда зазвонил телефон. Полицейский, представившийся Метцгером, был из комиссии по расследованию убийств, что сильно напугало Дженнифер. Но тот сразу объяснил ей, что по делу Карлы не появилось ничего нового, но он все равно хотел бы сейчас заехать за ней для короткого разговора. В двух последних убийствах прослеживаются параллели с похищением ее сестры. Дженнифер тут же согласилась, хотя и с нехорошим чувством.

По дороге к зданию Управления уголовной полиции следователь в штатском объяснил ей, почему ее хотят допросить еще раз. Один коллега из одиннадцатого отдела, который занимался расследованием похищения Карлы, узнал в столовой от коллеги из комиссии по расследованию убийств об этом роковом времени – 2 часа 41 минута, – которое написал на месте убийства разыскиваемый преступник, и тут же вспомнил, что точно такое же время фигурировало в случае Карлы.

После разговора комиссар Метцгер снова отвез ее домой и даже проводил до входной двери. Если бы подружки Карлы поступили точно так же в ночь ее похищения, сестра была бы сейчас с ней. Дженнифер запретила себе заниматься самоистязанием. Но у нее плохо получалось.

Уже сотни раз она просматривала папку, которую ее мама собирала и берегла, как сокровище. При этом она снова и снова старалась выудить из фотографий, газетных сообщений и копий полицейских следственных документов что-нибудь новое. Но безуспешно. Вот и сейчас папка матери лежала на столе перед Дженнифер.

Когда слеза капнула на написанную маминой рукой заметку, Дженнифер быстро вытерла ее, размазав чернила по бумаге.

– Черт, – выругалась она. Почему их семья не может быть нормальной, как у всех ее подруг? Но нет, отец умер в тридцать пять лет от рака легких. Ей тогда было пять, а Карле семь. Кроме маленького домика, который их мать смогла купить на страховую выплату после смерти мужа, у них ничего не было. Им постоянно не хватало средств. Мать полностью посвятила себя Дженнифер и Карле и выслушивала их тревоги и беды. Она никогда не жаловалась, что ей тяжело.

Когда Карла внезапно пропала, мать словно провалилась в бездну. По ночам Дженнифер слышала, как она плачет, и собственные слезы по Карле беззвучно капали на подушку. При этом в первые два месяца они с мамой еще подбадривали друг друга.