Сатир и Муза - Андрей Афантов

– Она сказала, что всё пройдет. Но месяцы шли, превращались в годы. А ничего не проходило. У меня, по крайней мере. Я всё на что-то надеялся. Она мне снилась. и сейчас снится, – поправился Николай Николаевич. – А потом я подумал. Ведь кто-то эту нашу бестолковую связь зачем-то поддерживает? Кому-то она нужна? Вот живёт она в моём сердце – топором не вырубишь. И пускай живёт! Это чувство делает меня лучше, чище, сильнее. Дар! Мне это чувство – дорого! Оно – моё! Я буду беречь его в себе. Лелеять. Какой смысл распускать сопли, отчаиваться? Мы же взрослые люди. Просто нужно выбрать такой формат отношений, от которых не страдают наши близкие… и мы сами. И вот я его нашёл. – Мне важно, – голос Ник-Ника стал низким до хрипоты. – Хотя бы иногда видеть, как её ножки ступают по этой земле. Вот я и прихожу сюда… К её работе… Если б можно было услышать её голос…

Мысли Николая Николаевича спутались, и в глазах блеснули слезы. Сейчас он совсем не был похож на мужчину, преданного своему Чувству до гроба.

– А она?

– А что она? Шесть лет назад попросила не рушить её жизнь – я пообещал. С тех пор не приближаюсь. Мы ведь до этого часто расходились и снова сходились…

– Послушай! Но если у тебя всё так серьёзно? Может, стоит проявить инициативу?

– Вломиться в её жизнь снова? – Ник-Ник поморщился, и тон его изменился. – Знаешь, Лёша, как добро отличить от зла? Вопрос заключён в качестве намерений. Если ты хочешь причинить страдание – это зло! А совершить поступок, о котором ты говоришь… Будут страдать дети – и мои, и её, наши семьи, мы сами будем мучиться, оттого, что страдают они… Зло… Я так не могу… – Хотя, чего я обманываю? Вот если сейчас она вдруг подойдёт, я всё брошу! – Николай Николаевич повысил голос. – Слышишь?! Всё! И уйду за ней…

Алексей молчал. Ник-Ник – вечный циник, акула «чёрного бизнеса» открылся с какой-то необычной стороны… Пора было идти на работу, да и слов, чтобы поддержать Ник-Ника, не было. «Я так не хочу! – думал Алёша про Олю. – Но что же делать?»

– Просто есть любовь земная и неземная. Это – неземная, – этими словами Николай Николаевич завершил разговор и спрыгнул с высокого стула.

4 сентября 2003 год, 4 сентября, четверг, день.

Программисты, обслуживавшие «чёрный» опер-день, сидели отдельно от остальных – в крошечной каморке под крышей здания, где банк Кирюхина снимал три первых этажа. Последние месяцы они ни шатко ни валко автоматизировали конверсионные сделки сотрудников Ник-Ника. Ещё весной Карпова добивалась, чтобы они сообщили Звонарёву на-гора данные, влиявшие на открытую валютную позицию, хотя бы позавчерашней свежести. Алексей сначала эту идею поддерживал, а потом «забил». И приглашающий звонок программиста Валерки, знаменитого на весь банк своим цепким умом и огромными очками, встретил равнодушно:

– Ладно, сейчас поднимусь.

Комнатка программистов была узкой и длинной. Два стола пустовали, а у самого окна, прижавшись друг другу боками, сидели и смотрели в экран Валерка и… Ольга. Они встретили Алексея одинаково сосредоточенным взглядом. Люди были заняты. Поперёк комнатушки была закреплена перекладина. Алёша поздоровался, сглотнул слюну, расслабил галстук и запрыгнул на турник. Подтянулся шесть раз уверенно и седьмой-восьмой раз с некрасивыми дёргающимися рывками. «А пофиг, что не чисто! Это ж спорт!»

Ольга смотрела на Алексея заворожённо. Очнувшись, уступила ему место, ушла с пустым чайником в туалет за водой (на этом этаже кулер не полагался). Пока она отсутствовала, ни о чём не догадывавшийся Валерка показал результат своей работы.

Алексей спускался вниз и радовался. Но не успехам Валерки, а тому взгляду Олечки. «Клюнула?»

Ждал до самого конца рабочего дня. Отчаялся. Вздрогнул эсэмэской мобильник: «Ладно КУ».

2003 год, 4 сентября, четверг, вечер.

Алексей остался доволен тем букетом, который ему собрали в магазине. Он нёс его Ольге и радовался реакции встречных незнакомых девушек и женщин, которые замечали этот букет. «Она определённо оценит!» – думал он, заранее предвкушая успех подарка. «А ведь она из меня верёвки вьёт», – Алексей ухмыльнулся. Он начал перебирать в уме всё то новое, что Олечка внесла в его жизнь. «И букет этот… Наверное, мне нужно быть довольным. А почему так неуверенно?» – Звонарёв потрогал когда-то купленную с Олиной подачи майку у себя на груди, и гладкость ткани доставила ему наслаждение. «А потому неуверенно… Что она сильнее меня… Умнее, мудрее… Манипулирует мною, понимает, что я это вижу, но делает так…изящно, что ли. И нам обоим это приятно. Она скорее станет моим начальником, чем я её. И это будет заслуженно. Хотя работа тут ни при чём, – Алексей смешно по-олечкиному наморщил нос. – С ней я – счастлив! Да будет так!»

Звонарёв сидел в «Якитории» на Новом Арбате и смотрел на улицу, ища глазами Ольгу.

Гулявшие по летней Москве девушки радовали глаз. Они явно устали прятаться от дыма горящих торфяников, затянувшего город на целую неделю. «Как много девушек хороших…. А я всё равно в каждой из них ищу Ольгу», – порыв ветра, оказавшись в «трубе» между высотками, резко усилился, показав Алексею белые трусики девушки, удалявшейся в сторону книжного магазина. Прохожие ощутили усиление ветра, и теперь все женщины придерживали юбки одинаковым жестом. Вот это положение пальцев роднило всех этих бесчисленных женщин и девушек, проходивших мимо Алексея. Независимо от возраста, веса и национальности. Ему нестерпимо захотелось увидеть Ольгу прямо сейчас, увидеть её руки, её пальцы, её юбку. И он увидел. Она почти бежала по улице, и на её лице застыло выражение радостного ожидания. Хотя она и не могла видеть Лёшу сквозь стекло. Ветер снова подул, играя теперь её юбкой, и Ольга точно так же, как все девушки до неё на этой знойной улице, сложив пальчики щепочкой, придерживала юбку, слегка приподняв её чуть выше коленок. Там начинались заветные родинки, нижняя пара которых иногда была видна под срезом юбки. Алексей вгляделся, силясь разглядеть их прямо сейчас, но… Ольга уже свернула за угол, направляясь ко входу. Переполнявшее Алексея чувство никуда не схлынуло. «Сегодня. Обязательно поцелую», – сказал он себе, имея в виду родинки на её левом бедре. Ольги почему-то долго не было видно в зале. «Долго? – это просто время для меня тянется иначе». Но вот она появилась в конце зала, решительно направляясь к его столику, пытаясь угадать сияющими глазами: рад? влюблён? ждёт? Ему захотелось вскочить, выбежать навстречу, прижать её к своей груди… Но он сдержался. А когда она села напротив, он взял её за запястье, отвлекая от стопки меню, и тихим голосом сказал:

– А я в тебя только что влюбился!

Она восприняла это как должное, ответив взглядом на его страстный взгляд. А Алексей смотрел в её глаза и додумывал свое признание: «Вот она придержала юбку – как все, и я люблю её… Я в ней люблю всех женщин на свете».

Они вихрем неслись по МКАДу в сторону Калужского шоссе. Дороги ещё не наполнились отъезжающими с работы. «Всегда бы так на работу ездить!» – подумал Звонарёв.

Ольга заметила, что зеркальца впереди идущих автомобилей выстроились парадом планет, и в её душе появилось предвкушение близкого чуда. Как полгода назад в Кусковском парке.