Улыбка демона - Ярослава Лазарева

— Кто? — нависла Настя над Зиной.

— Стас. — Губы у Зины еле двигались. — Он привел ее и сказал: «До свидания».

Это была катастрофа.

Хлопнула входная дверь корпуса. Раздались тяжелые шаги.

Врач Вера быстро оттеснила склонившегося над Ксюхой Женьку, велела всем выйти. В дверях застыл начальник Петр Петрович. Невысокий, плотный. Руки сцепил замком на животе.

— А вы где были, когда все это произошло? — сурово спросил он.

— В вожатской, — прошептала Настя.

Она еще надеялась, что все обойдется. Что впопыхах никто не заметит грязных ботинок и следов на подоконнике. Но лагерь как большая деревня — здесь ничто не остается незамеченным.

— Женя, — негромко позвал Петр Петрович. Ермишкин бросил на пол рваную простыню, которой пытался затереть пятна крови. — Найди мне Стаса. И сами подходите, как станет ясно, что с девочкой.

Настя посмотрела на Ксюшу. Она улыбалась приклеенной натянутой улыбкой.

В кабинете директора их осталось четверо. Вера только что ушла, сообщив, что порез у Ксюхи глубокий, но не смертельный, что на ночь она ее оставит в изоляторе — последит за температурой и за побочными явлениями. На всякий случай девочке вкололи антибиотик с сильным обезболивающим.

— Будем надеяться, что никаких психических травм у девочки не останется, — произнесла врач под конец и выразительно посмотрела на Стаса.

Когда за ней закрылась дверь, повисла тяжелая пауза.

— Ну, что будем делать, товарищи взрослые? — с нажимом на последнее слово спросил Петр Петрович, когда молчать дальше стало бессмысленно.

Перед ним сидели Женька, Стас, Настя и Вовка. Старший вожатый успел зайти к ним в корпус до того, как Ксюху отправили в изолятор. Постоял, посмотрел на разгром и молча вышел. В сторону Насти ни слова, ни взгляда. Словно безапелляционный смертный приговор вынес.

— Если осложнений не будет, — протянул Толмачев.

Внешне он выглядел спокойно. Только ключи от комнаты на тяжелом свинцовом брелоке мелькали у него между пальцев — спокойствие было наносное.

— Если это была попытка самоубийства, то мы должны сообщить об этом в милицию и врачам-психиатрам, — сухо стал перечислять начальник. — Если это была случайность, то ответственность на себя берут вожатые. Если у девочки через месяц обнаружится задержка менструального цикла…

— Не было ничего! — Стас даже не шевельнулся. Казалось, он просто ждал, чтобы вставить свое слово. — Она сама ко мне прибежала на хозяйственный двор. Стала нести какую-то пургу про любовь. Я ее отправил в корпус, дал куртку, чтобы она не промокла. Она стала кричать, что одна не пойдет, что боится вожатых. Я ее проводил и посоветовал думать не о любви, а о чем-то более позитивном.

— Стас, я тебя предупреждал. — Лицо начальника было утомленным. Он не верил.

— Хорошо! В следующий раз пойду работать в дом престарелых. — Стас и не думал сдаваться.

— А что скажут вожатые? — Будущее котлового Петра Петровича не интересовало. — Вы знали об этой ситуации?

— Я знал, — вперед Насти ответил Женька. — Ничего криминального не было.

— Это не решение проблемы, — стал заводиться начальник. — Ваше поведение привело к сегодняшнему инциденту! Стас, сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не появлялся на территории лагеря? У обслуживающего персонала есть свой корпус, и дорога до него от столовой никак не проходит через старшие отряды!

Можно было оправдываться, но Стас молчал. К чему слова, если он сегодня действительно был около седьмого корпуса. Когда вел Ксюху домой.

— Ну а вы, голуби, что притихли? — вернулся начальник к вожатым. — Вы знаете, что будет, если родители начнут выпытывать, откуда у девочки шрам на руке? И это при условии, если у нее все нормально заживет?

— Мы договорились, что в тихий час Настя отдохнет, а я послежу за отрядом, — перебил Петра Петровича Женька. Он пытался защищать свою напарницу. Он очень хотел хоть кому-нибудь сегодня помочь.

— Не строй благородного! — шарахнул кулаком по столу начальник. — Ответственность будете делить пополам. Срок только не сможете поделить. Он не один для всех, а для каждого свой.

Насте вновь ударил в нос знакомый неприятный запах, она подняла глаза к потолку, словно источник его был там.

Как же ей все это надоело. Крики, шум. Второй день покоя не дают, все им не нравится. Нельзя угодить каждому. Обязательно кто-нибудь останется недовольным. Нет, она не чувствовала себя виноватой. В конце концов, Ксюха сама нарвалась. Нечего было постоянно вертеться около Стаса. Своей головы на плечах не имеет, других подставляет. Да хоть вообще у нее эта рука отвалится — поделом. Стаса жалко. Попал на доброте. Вместо того чтобы грубо отшить девчонок, сразу показать, как к ним относится, он, словно с детьми, все шуточками да присказками от них отделывался. Дошутился. Теперь все, что произойдет с Ксюхой за смену, она сможет свалить на Стаса. Ловко. Она уедет, а Стас потом будет вынужден всю жизнь оправдываться. Ей еще хватит ума Стаса шантажировать. Черт! И как Настя могла не уследить за Ксюхой? Голова заболела, бабушка приснилась, Вовка еще со своими признаниями.

Настя посмотрела на Толмачева. Он сидел, раздраженно закинув ногу на ногу, смотрел перед собой в пол, жал губы, вертел на пальце брелок. Их взгляды встретились. В его глазах — ничего из того, что там было всего какой-то час назад. Недовольство и даже брезгливость. Все.

Эта странная перемена заставила Настю встать. Женя замолчал, оборвав себя на полуслове.

— Орлова. Что опять? — поморщился Петр Петрович.

— Схожу в изолятор, проверю, как там Ксюша. — Запах. Откуда он? — Голова болит. — И вдруг сказала то, о чем и не думала: — А еще у меня умерла бабушка.

Зачем она добавила последнюю фразу, и сама не поняла. Наверное, чтобы не останавливали. Ее и не остановили. За спиной осталось бурчание о том, что с Женькой в любом случае ничего не случится. Отец — старейший педработник, брат много лет сотрудничает с лагерем без нареканий, Ермишкин-младший известен только с положительной стороны. А вот Орлова…

Изолятор был в этом же здании на втором этаже. Ступеньки нехотя подставляли свои бока под подошвы ее сандалий. Надо было срочно искать какой-то выход.

— А… Орлова, — устало встретила ее Вера. — Как начальство?

Настя пожала плечами. А что начальство? Все ждут вскрытия.

— Решает, вздернуть провинившихся на фок-мачте сразу или скормить неугодных акулам. Акулы побеждают. Как она?

— Большая потеря крови. Порез затронул сухожилие. Рана глубокая, есть большой шанс, что работа мышц будет нарушена. Если поднимется температура, повезем в город.

Настя согласно покивала, словно приблизительно этот диагноз и предвидела. Ксюхе после такого инвалидность дадут, а вожатых посадят. Не усмотрели. Может, и не посадят, но из института могут и попросить. Педпрактика в любом случае будет запорота.