Улыбка демона - Ярослава Лазарева

Она прошла в палату. Узенький закуток на две койки. На одной, поджав под подбородок коленки, сидит кнопка. Отряда из десятого. Чего она так испугалась? Вожатых других отрядов не видела?

Настя как можно приветливей улыбнулась ребенку и повернулась ко второй постели.

В Ксюхе еще что-то осталось от меловой бледности, но на скулах уже набухал болезненный румянец. Она пыталась приподняться. В кровь искусанные губы говорили о том, что она волнуется.

— Меня выгоняют? — по-актерски хрипло спросила Ксюха и закатила глаза.

Жальче ее не стало. Наоборот, захотелось врезать по бестолковой русой башке, чтобы в следующий раз думала. Правильно говорят, весь ум в косу ушел!

— Тебя оставляют для опытов. — Настя присела на край кровати, приподняла перебинтованную руку. — Будут проводить медицинские эксперименты. Отрезать разные части тела, приставлять к другим местам и смотреть, как срастается. Ноги тебе явно надо переставить к ушам…

— Настя! — дернулась к ней Ксюха, прерывая полет фантазии вожатой, а то она договорила бы, к какому месту стоит прирастить голову. — Я сама не поняла, как это произошло. — Ксюха захлебывалась словами. — Он сказал, чтобы я за ним больше не ходила, что у него есть девушка. А дальше — не помню. Услышала только, как стекло разбилось. Словно наваждение какое.

Настя поморщилась. С наваждениями, видениями и галлюцинациями последнее время у них явный перебор.

Ксюха вдруг замолчала и стала медленно заползать под одеяло.

— Знаешь, что тебе поможет?

От звуков этого голоса Настя вздрогнула.

— Если у тебя действительно умерла бабушка, ты можешь уехать.

Настя повернулась. Толмачев стоял, прислонившись плечом к косяку двери, и был абсолютно спокоен. В нем не осталось ничего от того раздражения, которое он демонстрировал десять минут назад. Темные глаза, знакомая ухмылка. По Настиному телу пробежала теплая волна, свернулась клубком в области живота, обожгла бедра.

— А кому нельзя помочь? — через силу спросила она.

— Я надеюсь, что все обойдется и Стас отделается легким испугом. Петровича разве что могут снять.

— Ой! — пискнула Ксюха, зарываясь еще и под подушку. Хороший знак. Значит, действительно ничего продуманного в ее действиях не было. Продолжения не будет.

— У меня правда умерла бабушка, но я никуда не поеду, — пробормотала Настя, глядя на торчащую из-под одеяла забинтованную руку.

Завозилась на своей кровати мелкая, попыталась что-то сказать, но тоже стекла под одеяло. Кажется, это заразно.

Настя взяла Ксюхину руку, положила ладонь на перевязь. Ей показалось, что даже сквозь такое количество бинтов она чувствует пульсацию раны. И тут ей очень сильно захотелось, чтобы у Ксюхи все прошло. Чтобы от этого сумасшедшего дня в воспоминаниях остался один еле заметный шрамик. В голове заевшей пластинкой вертелось: «Огонь, вода, не тронь меня!» Сама не заметила, как склонилась и быстро зашептала в белый бинт: «Пусть пройдет! Пусть пройдет! Пусть пройдет!» Что-то подобное делала бабушка, когда ее непоседливая внучка возвращалась домой с очередными царапинами и ссадинами. Слова, конечно, были другие. Но ведь слова — не главное.

— Уй! Чешется!

Крик заставил Настю выпрямиться и оглядеться. Вовки не было. Ксюха сидела на кровати и ожесточенно драла на своей руке бинт.

— Что ты делаешь? — Голова закружилась, в нос ударил неприятный запах.

— Чешется, — капризным тоном заявила Ксюха. Она подцепила заправленный кончик бинта и стала разматывать повязку. Слой, еще, третий. Настя затаила дыхание. Рука оказалась чиста. Вокруг белесого шрама еще оставалось покраснение, исчезающее на глазах.

— А там… — начала кнопка, показывая на дверной проем.

— Старший вожатый там был, — ответила Настя.

Дикий какой-то ребенок. Так странно реагирует на взрослых.

— Владимиром зовут.

Настя осторожно встала с кровати и на нетвердых ногах пошла к двери. Перед глазами у нее все прыгало. До этого она не проявляла талантов фокусника. Откуда такие чудеса? А может, показалось?

— Что нового? — Женька стоял около стеклянных дверей на первом этаже.

— Все в порядке, — сказала и сама себе не поверила. — Через пару часов она будет в отряде.

Голова снова кружилась, надоедливый запах вызывал тошноту. Черт, что за наваждение?

— Может, ты домой поедешь? — мрачно предложил напарник. — Тебя отпустят.

— А может, мы в отряд пойдем, узнаем, что творится на нашем гибнущем корабле? — зло парировала Настя, двумя руками распахивая двери на улицу. Ей стало не хватать воздуха. Душила паника — что все это значило? Решила для начала отвлечься. Все и правда могло оказаться простым совпадением. Никакого серьезного пореза у Ксюхи не было. Какое пострадавшее сухожилие? Сама себе четырнадцатилетняя девчонка такого ранения не нанесет.

Дети все были на месте. Сидели в коридоре и уныло играли в ассоциации. Увидев вожатых, повскакивали со своих мест. Настя не ожидала, что ее в отряде так любят. Для начала все кинулись ей навстречу. Девчонки наперебой хвалили и поддерживали, мальчишки сурово кивали, мол, если что, граница на замке.

Бурное обсуждение сегодняшнего дня вылилось в предложение попить чаю. Стол в игротеке тут же оказался завален родительскими подарками. Настя недрогнувшей рукой выставила выигранный сегодня кекс. Очень хотелось все поскорее забыть. Женька принес гитару.

В разгар веселья в дверь постучали.

Отряд сестры Стаса, Томы, все за глаза называли попугаями. Про них так и говорили: «Попугаи полетели». Их было три подружки — Тома Попугайчик, Ира Поседина и Вера Улыбина. «Старики». Им всем было под тридцатник, и ездили они в лагерь лет десять. Они всегда брали средние отряды. Они всегда были лучшими. Именно с ними все вечера просиживал Вовка. Ну, до того, как он вдруг решил, что в седьмом корпусе тоже неплохо кормят.

— Привет, Настя! — Тома поманила коллегу к себе.

Если Стас Попугайчик был высок и красив, то его сестра была самой обыкновенной. Низкая, круглолицая, улыбчивая. Курносый нос. Темные глаза с короткими ресницами. Среднестатистические темно-русые волосы, подстриженные невзрачным каре, с челкой, падающей на глаза. Во всем ее облике была приятная мягкость — мягкий овал лица, мягкая линия плеча, мягкие движения рук. Даже ходила плавно. К ее словам все время приходилось прислушиваться — говорила Попугайчик негромко.

Тома Насте нравилась. Она не могла не вызывать добрых чувств. Но увидев ее сейчас, Настя некстати вспомнила о лагерных пересудах — у Томы с Вовкой роман, вечера в корпусе малышей он проводит не только из-за ностальгических воспоминаний. Первый свой год Тамара проработала на одном отряде с Вовкой. Тогда-то они и познакомились довольно близко.

— Как Стас? — начала Настя издалека.