По осколкам разбитого зеркала - Евгения Михайлова

А я… Конечно, металась с раннего утра, как белка в колесе. Но ночью я просто благоухала от комфорта и полной свободы. Даже после ванны душилась маленькой капелькой дорогущих духов Зинаиды. Я насчитала у нее триста пузырьков на огромном туалетном столе.

В каждом телефонном разговоре Зинаида у меня спрашивала, как продвигается расследование. Я говорила, что следователь нашего отделения Иван Петров очень тщательно разбирается. У него уже есть фамилии всех сотрудников, которые могли получить ту информацию, которая была у мошенников. Проверяют их телефоны, голоса, сравнивают с записью голоса, который сделала Зинаида во время разговора. Зинаида там, в своих прекрасных странствиях, подробно изучала наш Уголовный кодекс и подыскивала обидчикам самые зверские статьи. Она жаждала крови.

Я так следователю Ване и сказала:

– Хозяйка не отступит. Когда приедет, привлечет всех начальников-генералов. Надо тебе кого-то поймать до того. А то она и тебе неприятности устроит.

Ваня все вздыхал. Но однажды говорит мне:

– Хороший ты человек, Юля. Понимающий. И вроде не болтливый. Посоветоваться хочу. Примерно знаю я, кто мог позвонить, чей это телефон с бесплатной симкой. Круг узкий. Это несколько человек, которых твоя хозяйка замучила не только своими бесконечными визитами, но и претензиями, барством, хамством, если называть вещи своими именами. Стучала на ровном месте начальству. Пошутили они.

– Ничего себе шуточки, – возмутилась я. – Да другой человек мог бы на месте помереть от такой шутки.

– Другой – это ключевое слово. Сотрудники этого отдела говорят, что у Зинаиды Семиной здоровое сердце, отличные сосуды и вообще все ок. Кроме характера.

– Вот ты мне, Ваня, объясни: в чем был смысл? Они даже деньги не взяли.

– Так никто и не собирался. Никому не нужны ее деньги и вся эта уголовка. Проучить, что ли, хотели. Ну и дали возможность поговорить о том, какая она богатая. Она же всех уже достала этим богатством. Согласен, глупость страшную сделали. Но она со своим диким рвением и злостью теперь может довести до посадки. Работу потеряют точно. А там и так работать некому. Это профессионалы, мигрантами их не заменишь.

– Заслужили, – упрямо говорю я. – Не могу согласиться с тем, что им это должно сойти с рук. Ты же к этому ведешь?

– Я тебе одну вещь расскажу, – говорит Ваня. – Везу я как-то ночью свою беременную жену в роддом. Решили мы с ней, что так удобнее, чем «Скорую» вызывать. Ночь, поворот. И в нас врезается грузовик с пьяным водилой. Страшно вспомнить. Жена вся в крови, без сознания. Как я ее вытащил, не помню. Дело было как раз недалеко от поликлиники. Втащили мы Тамару с одним дэпээсником, он «Скорую» вызывает, а я ору: «Помогите!» Короче, там были только эти люди из лаборатории. «Скорая» из-за аварии не могла подъехать, кажется, час. И они все делали сами. Подробно не объясню, но потом врачи сказали: жизнь они спасли и жене, и ребенку. Вот скажи: что бы ты сделала на моем месте?

– Я? – Мой лоб от напряжения сложился в гармошку. Я даже взмокла от умственного усилия. – Знаешь, что сделала бы я? Нашла бы в лаборатории следы сбежавшего залетного преступника. Отпечатки там, окурки. И даже свидетелей, которые видели, как он там трется, подслушивает, читает документы, списывает телефоны.

– Ну, – с интересом вникает Ваня. – А почему деньги не взял такой злодей? И не грохнул ее, раз преступник?

– Да потому что вы в это время за ним уже гнались! – радостно выпалила я. – Вот почему. И все теперь у вас сошлось. Вы его звонок Зинаиде перехватили. И он в розыске уже лет десять. И на нем сплошные убийства. Поверь, только так Зинаиде не будет сильно обидно от обмана.

Вот такую сделку мы со следователем заключили. И рассказываю я об этом только вам. Даже Коля никогда не услышит от меня ни одного слова. Просто я как представила себе людей, складывающих по кускам искалеченную роженицу, принимающих чудом выжившего младенца, помогающих ему выдохнуть страшное потрясение… Как представлю, так начинаю рыдать, остановиться не могу. Ваня документы об этом происшествии хранит в особой папке в сейфе. Говорит: сын вырастет – покажу. Мне пытался подсунуть, чтобы я убедилась, что он не врет. Я посмотрела на оперативные фотографии – мне плохо с сердцем стало. Убери это, говорю, я и так все вижу, как будто там была.

А Зинаида Васильевна вернулась загорелой, повеселевшей, в новых шикарных тряпках. К слову, мне даже магнитика из какого-нибудь Парижа не привезла. И спасибо не сказала. Просто сунула пятнадцать тысяч. Но потребовала, чтобы я все рассказала о расследовании. Я была к этому готова.

– Сейчас все расскажу. Там такое! Только сначала накрою на стол. Дело в том, что у моего мужа вчера был день рождения. Я оставила для нашей встречи бутылку шампанского и кусок яблочного пирога, сама пекла. Давайте отметим все вместе: и ваше возвращение, и Колин праздник.

Зинаида с удовольствием пила шампанское, одна прикончила мой пирог. Мне кусок в горло не полез. Я рассказывала. В жутких красках и образах. В основном преступления этого беглого мерзавца, за которым охотятся все полицейские, а он все убивает и грабит.

– Конечно, – говорю, – это большое упущение поликлиники, что у них нет приличной вооруженной охраны, у них и камеры наблюдения давно не работают. Так денег нет ни на что. Стараются, как могут, обслужить больных людей. Но какое счастье, что на его след вышли как раз в тот момент, когда он ехал к вам. Я прямо холодею, как подумаю, что могло бы быть. Но теперь они взяли след, скоро его поймают. Боюсь, что на трупе.

– Да, ужас. Я тоже содрогнулась, – говорит Зинаида. – Слушай, скажи этому следователю, чтобы мне все эти страхи больше не рассказывал. Мне вредно нервничать.

В результате мы неплохо с ней посидели. Она описывала мне такие заграничные чудеса, что я не успевала запоминать слова, чтобы почитать в интернете. Потом, явно уже нетрезвая, вдруг говорит:

– Ты знаешь, Юля, а я ту историю так и не пережила. Как вспомню, такая тоска и пустота появляется. Ты понимаешь?

– Нет, – говорю. – Обидно, что это в принципе случилось, но какое счастье, что нет никакой болезни. Разве не так?

– Не так, – говорит Зинаида. В глазах у нее вспыхивает какой-то адский огонь. – Совсем не так. Понимаешь, я так и не нашла нормальных врачей. В Швейцарии их тоже нет. И там мне сказали, что я здорова. Но я чувствую, что во мне есть серьезная, возможно, уникальная болезнь. Это так тяготит в окружении сплошных невежд, что в тот вечер я испытала настоящее облегчение.

Она залпом допила последний бокал шампанского и добавила:

– Я испытала почти блаженство. Нашлись, думаю, люди, которые поняли и меня, и мою особенную участь. И я буду с ними сознательно и предметно бороться за полноценную жизнь.

Я смотрела на нее, онемев от изумления. Только про себя перебирала слова потрясения. Мама дорогая, елки-палки, держите меня семеро. Такое во сне не приснится. У человека есть все, что он может пожелать. А она страстно хочет того, чего нет. Самой тяжелой болезни, которая поставит ее в центр внимания медицины и позволит активно бороться за то, что у нее уже есть.