Храню тебя в сердце моем - Фиона Макинтош

– На самом деле я оказываю своему лучшему другу благодеяние. Вот увидишь, Бенджамин, – продолжала она, не обращая внимания на его мать, – когда по-настоящему влюбишься, ты поймешь, насколько это отличается от того, что было между нами.

Вот с этого-то момента отец, казалось, в полной мере осознал, как Иди относится к Тому. Эйб подавил в себе любую враждебность, независимо от того, насколько пассивной она была, и свадьба стала радостным событием, хотя из-за Тома гостей было немного.

Отец, на удивление, излучал счастье, и она очень жалела, что у нее не было фотографии их троих вместе: пожар в студии и кондитерском магазине по соседству уничтожил и ее свадебные снимки. Она надеялась, что это можно будет поправить в ближайшее время фотографиями с ребенком. Но на самом деле ей и не были нужны фотографии Тома, потому что каждая черточка его лица была запечатлена у нее в памяти. Она заметила, что он начал подстригать бороду, чтобы выглядеть более опрятно. Она это оценила, но ничего не говорила ему, потому что совсем не хотела пополнить число жен, которые пилят своих мужей.

Она разглядывала его лицо, темные ресницы, густые брови полумесяцем, которые ей так нравилось целовать. «Как пушистые гусеницы», – как-то прошептала она, когда они вместе лежали в ванне. Иди вспомнила, как она оперлась на его широкую грудь, он обнял, и она повисла в воде над его бедрами, наслаждаясь вместе с мужем теплой водой тем морозным весенним воскресным утром, и тут над городком раздался звук церковных колоколов.

– Колокола добавляют ситуации немного пикантности, – прошептал он.

– Только для гоя, – ответила она и вздохнула, когда он отодвинул в сторону ее влажные волосы, чтобы поцеловать ее в шею, его руки обхватили ее грудь, а пальцы дразнили ее соски. Иди вспомнила, как она тихо застонала от желания почувствовать его внутри себя, но не хотела торопить приятные ласки. Но оказалось, что Том считал иначе, потому что его руки искали новых развлечений, а поцелуи становились более настойчивыми и требовательными.

Иди вспомнила, как она повернулась в воде лицом к нему, отчаянно стремясь его обнять, увидеть любовь в его глазах. Она много раз давала себе слово, что никогда не будет принимать его любовь как должное. А будет беречь, как драгоценность, и всегда возвращать ее.

– Мы должны совершить поездку в медовый месяц, когда сможем себе это позволить, – сказала Иди.

– Куда? Назови место.

– В Париж, – вздохнула она, прежде чем добавить: – А затем в Венецию.

– На поезде?

– Самым медленным из всех возможных способов, чтобы я могла насладиться тобой, – поддразнила его она.

– Нью-Йорк может подождать, да? – сказал он, помня, что она часто говорила о том, чтобы побывать в этом городе.

– Все может подождать. Отнеси меня обратно в постель.

Наспех вытершись полотенцами, они упали обратно в кровать, которая еще сохраняла тепло их тел, и замерли под тяжелым одеялом, пока дрожь не прекратилась. И тогда занялись любовью. Иди была уверена, что именно в то воскресное утро они и зачали своего ребенка.

Она улыбнулась, вспоминая об этом, и посмотрела на губы Тома, симметричные, ровные, идеальной формы. Ей захотелось поцеловать его, и в такие моменты она просто изумлялась, какое желание пробуждает в ней этот человек. Для женщины, которая держала свои чувства под жестким контролем, Том был ключом, идеально подошедшим к ее замку и открывшим настоящую Иден Валентайн. Как же ей повезло, что она встретила Тома. Ведь как легко было отказаться от его дерзкого предложения во дворе госпиталя в тот день.

– Странная штука жизнь, не правда ли? – сонно пробормотал Том, не открывая глаз.

Она улыбнулась, поняв, что он знает, что она наблюдает за ним.

– Да? – прошептала она.

– Только представь, что было бы, если бы я не сидел на той лавочке в госпитале, когда ты проходила мимо.

– О, Том. Я думала о том же самом.

– Это потому, что мы единое целое, – сказал он хрипловатым утренним голосом.

Он притянул ее ближе, и она его поцеловала. Мягко и нежно, чтобы он полностью проснулся. Потом она повернулась так, чтобы Том мог прижаться к ней всем телом, а она могла ощутить его тепло вокруг себя. Она прижалась крепче, положила его руку сверху, и он начал ласкать ее круглый, тугой, точно барабан, живот. Она почувствовала резкое подергивание за спиной и улыбнулась.

– Том, – предупредила она. – У тебя сегодня большой день.

– И не говори, – простонал он. – Я никогда не чувствовал себя таким большим.

Иди расхохоталась.

– Нет!

– Да. Отправь меня из дома с прекрасным…

– Том! Нет, я собираюсь приготовить тебе огромный завтрак перед твоей первой поездкой в Лондон в одиночку, а твои… гм… большие планы подождут до вечера.

– Моя награда? – протянул он.

Она чмокнула его в губы, но быстро отстранилась.

– Отпразднуем, когда ты сделаешь это… победишь демонов! – Она вскочила с кровати так быстро, как позволяло ее новое положение, прежде чем он успел ее схватить.

– Душ. Завтрак будет готов через пятнадцать минут.

Он вздохнул и перевернулся.

– Верно. Но сегодня у нас свидание в этой постели.

– Или даже в ванне… – сказала она, кокетливо улыбаясь.

* * *

Том поднял голову от газеты, наливая чай.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Немного уставшей. Но мне сказали, что так бывает. Он толкался несколько часов. Беспокойный.

– Он?

Она улыбнулась.

– Через несколько недель узнаем.

– Ты должна говорить мне, если не можешь уснуть, – сказал Том, закрывая газету и внимательно глядя на нее.

– А что ты можешь сделать? – поддразнила его она.

– Я мог бы помассировать тебе спину. Или что-нибудь спеть нашему ребенку.

– О нет, – сказала она, изображая ужас. – У тебя ужасный голос. Из-за тебя несчастная кроха будет вертеться еще сильнее.

Он схватился за сердце. Иди снова рассмеялась и попыталась вывернуться из его цепких рук.

– Ну нет, не убежишь. Где мой утренний поцелуй?

Она любила эти моменты и понимала, как быстро приближается тот день, когда их эгоистичная идиллия останется в прошлом. Она знала, как дети смещают фокус в семейной жизни, и молодая страсть и невозможность ни на минуту оторваться от любимого неожиданно сменяются желанием обнять драгоценного ребенка, которого он тебе подарил, и никогда не отпускать.

– Еще, – попросил он, как всегда жадный до ее ласки.

На этот раз Иди целовала его дольше, не пытаясь вырваться.

– А теперь по-настоящему, – сказал он, когда она наконец отстранилась.