Свитки Магдалины - Барбара Вуд

Только сейчас было уже светло, почти восемь часов, и с улицы проникал яркий свет. Он методично и плотно задернул шторы и занавески на всех окнах, чтобы не дать яркому свету и назойливой действительности проникнуть в его квартиру, не раздеваясь, тут же рухнул на кровать и погрузился в полное забытье.

Последний сон оказался самым странным. В первом ему снились разные привычные лица – Энджи, Джуди Голден и доктор Уезерби. Действия вихрем следовали одно за другим. Перед его глазами одна за другой возникали искаженные сцены, он видел целый сонм смутных лиц и слышал приглушенные голоса. Однако в конце, ближе к тому времени, когда Бен должен был очнуться, он увидел очень яркий и страшный сон.

Он шел по странной улице в неопределенный час ночи. Не было ни света, ни машин, ни ориентиров, по которым можно было бы определить, где он находится. И дело было не столько в унылом месте, где он оказался, сколько в ледяном страхе, охватившем его разум – он остался совсем один в бескрайнем пространстве, чувствовал себя, как человек, у которого нет ни семьи, ни друзей. Таким вот, совершенно одиноким брел он по незнакомой улице.

Вдруг кто-то появился рядом с ним. Хорошенькая молоденькая девушка с длинными рыжими волосами и зелеными глазами. Ее неожиданное появление не испугало его. Какое-то расстояние оба прошли молча, затем Бен услышал свой голос.

– Где мы? – спросил он.

– В Иерусалиме, – ответила девушка.

– Странно.

– Почему?

– Все получилось не так, как я себе представлял.

Затем, как ни странно, девушка рассмеялась. У нее был высокий, звенящий голос, как у человека, лишившегося разума.

– Давид, – сказала она, – вам не надо представлять Иерусалим!

– Но я не Давид.

– Как глупо! Конечно ты Давид. Кем же еще ты можешь быть?

Не успел Бен ответить, как его охватило странное ощущение. Будто за ним шпионили, следили за каждым его шагом. Страх охватывал его все больше. Девушка, шедшая рядом, представляла угрозу. У нее не было ни имени, ни знакомых черт, однако он боялся ее.

– Как тебя зовут? – спросил он сдавленным голосом.

– Роза, – ответила она и разразилась хохотом.

– Нет! – воскликнул он. – Ты не Роза!

Смех ее оглушал его эхом, со всех сторон сразу.

– Что тут смешного! – закричал он на девушку.

– Мы не одни, – ответила рыжеволосая спутница, продолжая смеяться. – Мы не одни!

Ощущение, что за ним наблюдают, доводило до сумасшествия. Вокруг него царили мрак, холод и запустение. Однако он не сомневался, что чьи-то глаза следят за ним.

– Где? – крикнул он. – Где они?

Девушка, хохоча так, что не могла вымолвить ни слова, указала вниз, на землю.

Бен посмотрел туда. Он стоял босиком на плохо утрамбованной земле. Пока он смотрел, казалось, будто земля пришла в движение. Его охватило жуткое ощущение: земля двигалась и смещалась, будто кто-то собирался выбраться из нее.

– Боже мой, – простонал он, обхватив себя руками. Он дрожал всем телом.

Будто кто-то собирается выбраться из нее.

– Боже милостивый, не может быть! – прошептал он.

Девушка исчезла. Бен в одиночестве стоял на подрагивающем холме земли. Он чувствовал себя так, будто взирал на сотворение мира и балансировал на грани забытья.

Ему не хотелось смотреть вниз. Он знал, что увидит. Он знал, что это до смерти напугает его.

Раскрыв глаза так, что они почти вылезли из орбит, он посмотрел вниз на землю.

Вдруг она разверзлась.

– Боже милостивый! – вскрикнул он и сел прямо. Все тело Бена покрылось потом, смятое покрывало промокло насквозь. Потом пропиталась его одежда и простыни под ним.

У Бена стучали зубы, тело безудержно тряслось.

– Боже мой, Боже мой, – повторял он снова и снова.

В спальне было темно и холодно. Дул ледяной сквозняк. Было слышно, как за занавесками в окна барабанит сильный ноябрьский дождь. Бен быстро включил все освещение и термостат. Судорожными странными движениями он сбросил одежду, нырнул под горячий душ. Тело обожгла мощная струя, Бен отдался ей, пытаясь отделаться от виденного кошмара.

Затем он надел свежую одежду, насухо вытер полотенцем голову и тут же пошел на кухню приготовить кофе. По пути он нажимал на все включатели.

Однако у раковины Бен наконец остановился. Он никак не мог изгнать из памяти кошмар прошлой ночи, видения, которые напугали его почти до смерти. Все передвижения, работа, свет и кофе не помогут ему избавиться от виденной сцены. Теперь она стала явью. Многие годы Бену удавалось загнать ее в подсознание, спрятать под множеством слоев жизни. Он не вспоминал ее шестнадцать лет, но вспомнил сейчас – эту сцену вызвал кошмар, – а теперь от нее уже не было никакого спасения.

Бен закрыл лицо руками и заплакал. Медленно, будто с огромного расстояния, до его ушей постепенно долетел голос матери:

«Бенджамен Мессер, сегодня тебе исполнилось тринадцать лет. Теперь ты стал мужчиной. Твой долг стать таким сыном, какого хотел вырастить отец, ибо он умер, оберегая тебя. Бенджамен, я так и не рассказала, как умер твой отец. Я говорила лишь, что его убили немецкие выродки. Теперь ты должен узнать все».

Бен стоял на кухне у раковины, переживая сцену двадцатилетней давности, на его руку упала слеза. То же горе, та же боль, что и тогда, сдавили несчастного. «Бенджамен, – серьезно говорила Роза Мессер. – Ты должен знать, что твоего отца убили нацисты. Ты должен знать, что он умер, защищая Сион[27] для евреев, где бы они ни жили. Он не шел на заклание, словно ягненок, как это было в Аушвице,[28] а боролся, точно лев Бога. Бенджамен, я видела, стоя за оградой, как немецкие звери вывели твоего отца из барака, раздели догола и заставили рыть яму лопатой. Бенджамен, затем немецкие звери бросили твоего отца в эту яму и сожгли заживо».

Бен знал, что давно не ел, но теперь мысль о пище показалась ему отвратительной. Он заставил себя выпить две чашки кофе со сливками и сахаром и почувствовал себя лучше.

Кошмар сильно подействовал на него. Теперь Бен все пережил снова, вспомнил, что двадцать два года назад, когда мать впервые рассказала правду о смерти отца, ему начали сниться эти кошмары. Видения не всегда были одинаковыми – настойчиво повторялась лишь одна деталь – ощущение, будто что-то шевелится под ногами. Бен несколько раз просыпался в слезах и в холодном поту, а однажды даже кричал во сне. Не только смерть отца превратила детство Бена в кошмар, но и другие рассказы Розы о том, что она пережила в концентрационном лагере. Она считала своим долгом рассказать их своему ребенку. Теперь все это не давало Бену покоя. Он слушал ее рассказы долгими вечерами, представлял творимые в лагере зверства, видел, как мать часами плачет. Все это сделало детство Бена Мессера несчастливым, и он жалел о том, что родился евреем.