451° по Фаренгейту. Повести. Рассказы - Рэй Брэдбери

заговорили все. – Кончай, Тис.

– Отпусти его.

Тис нащупал в кармане пистолет. Он увидел лица мужчин. Он вынул руку из кармана и сказал:

– Вот, значит, как?

– Да, вот так, – отозвался кто-то.

Тис отпустил парня.

– Ладно. Катись! – Он ткнул рукой в сторону лавки. – Надеюсь, ты не собираешься оставлять свое грязное барахло?

– Нет, хозяин!

– Убери все до последней тряпки из своего закутка и сожги!

Силли покачал головой:

– Я возьму с собой.

– Так они и позволят тебе тащить в ракету всякую дрянь!

– Я возьму с собой, – мягко настаивал парнишка.

Он побежал через лавку в пристройку. Слышно было, как он подметает и наводит чистоту. Миг – и Силли появился снова, неся волчки, шарики, старых воздушных змеев и другое барахло, скопленное за несколько лет. Как раз в этот миг подъехал «Форд»; Силли сел в машину, хлопнула дверца.

Тис стоял на веранде, горько улыбаясь.

– И что же ты собираешься делать там?

– Открою свое дело, – ответил Силли. – Хочу завести скобяную лавку.

– Ах ты, дрянь, так вот ты зачем ко мне нанимался, задумал набить руку, а потом улизнуть и использовать науку!

– Нет, хозяин, я никогда не думал, что так получится. А оно получилось. Разве я виноват, что научился, мистер Тис?

– Вы небось придумали имена вашим ракетам?

Цветные смотрели на свои единственные часы – на приборной доске «Форда».

– Да, хозяин.

– Небось «Илия» и «Колесница», «Большое колесо» и «Малое колесо», «Вера», «Надежда», «Милосердие»?

– Мы придумали имена для кораблей, мистер Тис.

– «Бог Сын» и «Святой Дух», да? Скажи, малый, а одну ракету назвали в честь баптистской церкви?

– Нам пора ехать, мистер Тис.

Тис хохотал:

– Неужели ни одну не назвали «Летай пониже» или «Благолепная колесница»?

Машина тронулась.

– Прощайте, мистер Тис!

– А есть у вас ракета «Рассыпьтесь, мои косточки»?

– Прощайте, мистер!

– А «Через Иордань»? Ха! Ладно, парень, катись, отваливай на своей ракете, давай лети, пусть взрывается, я плакать не буду!

Машина покатила прочь в облаке пыли. Силли привстал, приставил ладони ко рту и крикнул напоследок Тису:

– Мистер Тис, мистер Тис, а что вы теперь будете делать по ночам? Что будете делать ночью, хозяин?

Тишина. Машина растаяла вдали. Дорога опустела.

– Что он хотел сказать, черт возьми? – недоумевал Тис. – Что я буду делать по ночам?..

Он смотрел, как оседает пыль, и вдруг до него дошло.

Он вспомнил ночи, когда возле его дома останавливались автомашины, а в них – темные силуэты, торчат колени, еще выше торчат дула ружей, будто полный кузов журавлей под черной листвой спящих деревьев. И злые глаза… Гудок, еще гудок, он хлопает дверцей, сжимая в руке ружье, посмеиваясь про себя, и сердце колотится, как у мальчишки, и бешеная гонка по ночной летней дороге, круг толстой веревки на полу машины, коробки новеньких патронов оттопыривают карманы пальто. Сколько было таких ночей за все годы – встречный ветер, треплющий космы волос над недобрыми глазами, торжествующие вопли при виде хорошего дерева, надежного, крепкого дерева, и стук в дверь лачуги!

– Так вот он про что, сукин сын! – Тис выскочил из тени на дорогу. – Назад, ублюдок! Что я буду делать ночами?! Ах ты, гад, подлюга…

Вопрос Силли попал в самую точку. Тис почувствовал себя больным, опустошенным. «В самом деле. Что мы будем делать по ночам? – думал он. – Теперь, когда все уехали…» На душе было пусто, мысли оцепенели.

Он выхватил из кармана пистолет, пересчитал патроны.

– Ты что это задумал, Сэм? – спросил кто-то.

– Убью эту сволочь.

– Не распаляйся так, – сказал дед.

Но Сэмюэль Тис уже исчез за лавкой. Секундой позже он выехал в своей открытой машине.

– Кто со мной?

– Я прокачусь, пожалуй, – отозвался дед, вставая.

– Еще кто?

Молчание.

Дед сел в машину и захлопнул дверцу. Сэмюэль Тис, вздымая пыль, вырулил на дорогу, и они рванулись вперед под ослепительным небом. Оба молчали. Над сухими нивами по сторонам струилось жаркое марево.

Развилок. Стоп.

– Куда они поехали, дед?

Дед Квортермейн прищурился:

– Прямо, сдается мне.

Они продолжали путь. Одиноко ворчал мотор под летними деревьями. Дорога была пуста, но вот они стали примечать что-то необычное. Наконец Тис сбавил ход и перегнулся через дверцу, свирепо сверкая желтыми глазами.

– Черт подери, дед! Ты видишь, что придумали эти ублюдки?

– Что? – спросил дед, присматриваясь.

Вдоль дороги непрерывной цепочкой, аккуратными кучками лежали старые роликовые коньки, пестрые узелки с безделушками, рваные башмаки, колеса от телеги, поношенные брюки и пальто, драные шляпы, побрякушки из хрусталя, когда-то нежно звеневшие на ветру, жестяные банки с розовой геранью, восковые фрукты, коробки с деньгами времен конфедерации, тазы, стиральные доски, веревки для белья, мыло, чей-то трехколесный велосипед, чьи-то садовые ножницы, кукольная коляска, чертик в коробочке, пестрое окно из негритянской баптистской церкви, набор тормозных прокладок, автомобильные камеры, матрасы, кушетки, качалки, баночки с кремом, зеркала. И все это не было брошено кое-как, наспех, а положено бережно, с чувством, со вкусом вдоль пыльных обочин, словно целый город шел здесь, нагруженный до отказа, и вдруг раздался великий трубный глас, люди сложили свои пожитки в пыль и вознеслись прямиком на голубые небеса.

– «Не хотим жечь», как же! – злобно крикнул Тис. – Я им говорю: сожгите, так нет, тащили всю дорогу и сложили здесь – напоследок еще раз посмотреть на свое барахло, вот оно, полюбуйтесь! Эти черномазые невесть что о себе воображают.

Он гнал машину дальше, километр за километром, наезжая на кучи, кроша шкатулки и зеркала, ломая стулья, рассыпая бумаги.

– Так! Черт подери… Еще! Так!

Передняя шина жалобно запищала. Машина вильнула и врезалась в канаву. Тис стукнулся лбом о ветровое стекло.

– А, сукины дети! – Сэмюэль Тис стряхнул с себя пыль и вышел из машины, чуть не плача от ярости.

Он посмотрел на пустынную безмолвную дорогу.

– Теперь уж мы никогда их не догоним, никогда.

Насколько хватал глаз, он видел только аккуратно сложенные узлы и кучи, и еще узлы, словно покинутые святыни под жарким ветром, в свете угасающего дня.

Час спустя Тис и дед, усталые, подошли к скобяной лавке. Мужчины все еще сидели там, прислушиваясь и глядя на небо. В тот самый миг, когда Тис присел и стал снимать тесные ботинки, кто-то воскликнул:

– Смотрите!

– К черту! – прорычал Тис.

Но остальные смотрели, привстав. И они увидели далеко-далеко уходящие ввысь золотые веретена. Оставляя за собой хвосты пламени, они исчезли.

На хлопковых полях ветер лениво трепал белоснежные комочки. На бахчах лежали нетронутые арбузы, полосатые, как тигровые кошки, греющиеся на солнце.

Мужчины на веранде сели, поглядели друг на друга, поглядели на желтые