У судьбы на мушке - Сергей Васильевич Самаров

кровью, пока не упал. А упав, подняться уже не смог. Было это на Северном Кавказе во время Второй чеченской войны и часто виделось Бармалееву в ночном кошмаре, от которого он просыпался в холодном поту. Конечно, случай исключительный, как говорил потом подполковнику врач-психотерапевт, но где гарантия, что очередной часовой тоже не окажется исключительным человеком и не сможет дать свою собственную, последнюю в жизни, очередь.

Морской пехоте Бармалеев дал задание одновременно и сложнее, и проще. Сложность состояла в том, что морским пехотинцам предстояло преодолеть на три трудных для прохождения участка больше, чем батальону спецназа военной разведки, хотя продолжительность этих участков была невелика – на уровне второго этажа стандартного жилого дома. Стоило одному бойцу среднего роста встать на плечи другому, более высокому, и уже можно было бы дотянуться до верхнего края, откуда легко спустить веревку. При этом морским пехотинцам не досталось мест, расположенных поблизости от постов охраны. Такие места Бармалеев оставил своему батальону. Рядом с одним постом проходил путь разведроты батальона, а вблизи другого должен был пройти взвод саперов под командованием Соловейчикова и взвод связи Анатолия Пучкова. Второй путь был наиболее сложным, поскольку на нем были трое часовых, один из которых постоянно бодрствовал. Правда, время для прохождения Бармалеев выбрал не случайно. По мнению тех же психологов, с которыми спецназ военной разведки работает всегда в тесном сотрудничестве, пик невнимания приходится на период от трех до пяти утра. Именно в это время часовым наиболее хочется спать и глаза их видят хуже всего даже в ПНВ, обычно хорошо выделяющий любой теплокровный объект. Правда, и здесь все зависит от индивидуальных особенностей конкретного человека. Ведь все люди, как известно, делятся на сов и жаворонков… И по внешности не определишь, кто из них кто. Тем более не определишь по внешности часового, который меняется каждые два часа и которого только разводящий приводит на пост, каждый раз нового.

Та часть батальона, что поднималась на утес вслед за своим комбатом, не сильно спешила, опасаясь выдать себя и товарищей неосторожным движением или звуком. Здесь весьма даже к месту подходила старая армейская поговорка, что спешка потребна только при ловле блох. Но блохастых бойцов в батальоне не было, потому поговорка среди них хождения не имела. Тем не менее все взбирались аккуратно и старательно. А когда Бармалеев обернулся в очередной раз и убедился, что все бойцы поднялись на один уровень с ним, он попытался осторожно заглянуть за верхний край, но стремительно спрятался. Оказалось, что подполковник каким-то образом умудрился выбрать себе место подъема прямо против поста, где двое часовых смотрели на покрытое толстым туманом море. Бармалеев даже присел, хотя ему можно было просто перестать тянуться. Однако он перестраховался. И, снова обернувшись, подъемом руки привлек к себе внимание младшего сержанта Нифонтова – командира отделения арбалетчиков. Тот, в свою очередь, тоже пользуясь знаками, отдал приказ четверым подчиненным уничтожить часовых. Младший сержант догадался, что подполковник не случайно отказался от вербального общения. Ведь в полусонном состоянии, в котором находятся часовые, шепот, даже самый тихий, порой воспринимается яснее откровенного крика. Так устроена человеческая психика. Однако проверять психику часовых не стали ни подполковник, ни Нифонтов. В наушниках тонко зазвенели тетивы. Четыре болта пробили горло часовым – по два на человека – а само отделение арбалетчиков двинулось дальше в сторону следующего поста. Стрелявшие на ходу перезаряжали свои арбалеты.

– Путь свободен, товарищ подполковник… – сообщил младший сержант Нифонтов, опустив на грудь свой бинокль, но он сказал это с небольшим опозданием. Бармалеев уже заскочил на верхнюю площадку утеса и остановился среди крупнокалиберных пушек, раздумывая над тем, как их уничтожить. Взрывать пушки в отсутствие саперов – дело хлопотное. Просто сбросить их с обрыва? Но это может вызвать ненужный шум. В конце концов Бармалеев решил посоветоваться с комбатом морской пехоты.

– Юрий Борисович… Как у тебя обстоят дела?

– Нормально, Вилен Александрович. Только что вот забрался на самый верх. Мои арбалетчики сняли часовых.

– Мои тоже…

– А сам я замер в раздумье – что нам с пушками делать?

– И что надумал?

– С одной стороны, оставлять бандитам такие орудия – большой грех. С другой – мы же приказ на их уничтожение не получали. И не знаем о планах командования. Может, оно желает здесь авиацию задействовать.

– Так что с пушками делать будем?

– Оставим их на месте.

– А если их с обрыва столкнуть? Все же на колесах.

– Без трактора и не пытайся. А где здесь трактор найдешь? К тому же шума при падении не оберешься… Все «бармалеи» соберутся со всей округи, прижмут нас к обрыву. И все – отступать некуда. Пропадут два батальона. И все наше задание насмарку.

– Пожалуй, ты прав. Если только заминировать на выстрел… Но это делать умеет только Соловейчиков. Попробую его вызвать…

– Я здесь, командир, – отозвался старший лейтенант. – Но у нас проблемы. Разводящий идет. Семь «бармалеев» с собой ведет. Смена на наш пост и на два ваши. А вы же своих уже сняли… Что делать?

– Только залп и остается. Одновременно с тремя вашими, что на посту.

– Понял. Работаю.

Соловейчиков отключился от общебатальонной связи. Оставил, видимо, только связь внутривзводную. По крайней мере, Бармалееву было не слышно, как старший лейтенант отдает команды своим бойцам. И сам залп было не слышно, как подполковник ни прислушивался. Ему только показалось, что до него донеслось отдельное лязганье затворов. А это значило, что не все автоматы как следует смазаны. Потом Соловейчиков снова вышел на общую связь.

– Все в порядке, командир! Взвод связистов продолжает подъем, а я выдвигаюсь в сторону ваших с Кологривским пушек. Попробую их заминировать.

Соловейчиков появился через две с половиной минуты. Проскочил мимо комбата, только кивнув ему, и остановился около батареи мощных артиллерийских орудий, заглянул в ствол первому и покачал головой, словно отказывался от первоначального плана, потом на несколько секунд задумался. Затем метнулся к ящику с артиллерийскими снарядами и, там задержавшись, жестом подозвал своих бойцов и стал им что-то объяснять. Бойцы сразу группами направились к другим ящикам.

– Что ты хочешь? – спросил Бармалеев, проглотив слово «сделать», которое вертелось у него на языке. – Помнишь, как гаубицы минировал?

– Так же – нельзя. Здесь калибр больше – пушки-то корабельные, калибр немереный… Если только одни колесные, но их всего четверть. Только в ствол кто-то заглянет, сразу взрывное устройство обнаружит. А «бармалеи» тоже не дураки. После гаубиц обязательно смотреть будут. Я лучше снарядные ящики заминирую. Причем сделаю так, что мину видно не будет. Я