Чейзер. Крутой вираж - Вероника Мелан

– Ты точно ее ни за что не щупал?! – обреченно, зная, что не получит ответ, ввинтил-таки снайпер.

– …Но и самолично, в собственном гараже у меня на глазах, оттюнингуешь мою машину. Заменишь ей мотор и каждую деталь, а после отполируешь и начистишь бархатной тряпочкой, – выплюнула конец фразы Лайза.

– А у тебя ничего не слипнется? – с опасным блеском в глазах поинтересовался Мак.

– Не надейся. Ну так что, мне бежать за конвертом и готовить почтовые марки? Ты отказываешься от поединка?

– Если бы я соглашался на поединок с каждой дурой, дур на этом свете стало бы значительно меньше.

Едкий ответ. Злой.

Пальцы Лайзы скрючились на скатерти – еще чуть-чуть, и ткань порвется до дыр.

Ему предстоит отработать еще сто извинений за «дуру».

Вокруг встревоженно зароптали; атмосфера в комнате накалилась до предела, но большинство взглядов, как ни странно, сосредоточились не на Лайзе – на Чейзере. Теперь ответ был за ним.

– А что я получу в случае выигрыша? Ты забыла озвучить этот пункт.

Секундная тишина.

– Мою машину.

Аллертон безжалостно усмехнулся.

– Приз того не стоит.

«Не стоит? Да что он знает о „Мираже“ и о том, как он дорог для меня!»

В этот момент она была готова вцепиться Чейзеру прямо в горло, но своим внезапным вмешательством ее остудил Рен.

– Стоит, – вдруг подал голос он. – Ты не знаешь, что у нее за автомобиль.

– Стоит? – взгляд Охотника на секунду сместился на Декстера, затем снова сфокусировался на стоящей перед ним девушке. – Что ж, хорошо, я принимаю вызов. Только не проси потом о пощаде – я предупреждал.

Лайза улыбнулась ему, мысленно обнажая бритвенно острые клыки.

– Хороший мальчик. Молодец, – похвалила она ровно и недобро – так намеренно, чтобы позлить, гладят против шерсти кота.

Так он ее когда-то называл – «хорошая девочка»? Вот и пусть побудет теперь на ее месте. Хорошим мальчиком.

Лицо Охотника превратилось в непроницаемую маску.

Давно ему никто не налаживал хорошего пинка, так? Ничего, лишним не будет. И, не обращая ни на кого внимания, она сдернула со стула накидку для платья, развернулась на сто восемьдесят градусов и зашагала прочь.

Никто не посмеет оскорблять ее – ни в этой временно́й ветке, ни в какой другой.

Она – Лайза Дайкин. И если некому больше вступиться за ее честь, она отстоит ее сама.

– Через час, – бросила она глухо, прежде чем толкнуть стеклянные двери.

Элли нагнала ее уже на улице – вылетела из теплого дома в сумеречную прохладу следом за подругой.

– Лайза! Лайза! Что ты делаешь! Ты же проиграешь!

– Так мало ты в меня веришь, да? – дверь «Миража» захлопнулась с громким стуком, глухо зарычал мотор.

– Я верю! – руки заломлены, а в глазах слезы. – Но что будет, если выиграет он? Он ведь не простит, Лай…

– Он не выиграет, – зло отрезали из-за опущенного стекла. – Не здесь и не сегодня.

– Ты в этом уверена?

– Как никогда раньше. Мне пора, Элли.

И Лайза резко надавила на газ – ей еще нужно успеть переодеться, заправиться и сменить обувь.

В зеркале заднего вида осталась стоять закутанная в бежевую кофточку тонкая женская фигурка; вечерний воздух пах близким дождем.

«А если он не извинится, не прощу я».

Это она произнесла уже ветровому стеклу и расстелившейся впереди пустой дороге.

* * *

Она выиграет. Выиграет, и это не пустая самонадеянность.

Лайза смотрела на мелкие точки на ветровом стекле: снаружи моросил дождь, а внутри головы царила почти стерильная пустота – полное безмыслие, штиль. Ни нервозности, ни дрожи – их нет у того, кто выходит на самую важную битву своей жизни.

Собранность, тишина, спокойствие.

Справа высился дорожный знак «НХ»; ниже к столбу был прибит прямоугольник с цифрой один – отсюда шоссе Нордейл-Хааст брало свое начало.

Глядя на него, Лайза мысленно улыбалась: сколько раз в прошлом она стояла у этой отметки – у этой самой отметки? И каждый раз на немой вопрос разум выдавал абсолютно точный ответ: восемьдесят два.

Сегодня она стоит здесь в восемьдесят третий.

Почему?

Нет, они не знали… Они думали, Лайза спятила. Вызвала на дуэль Охотника, чью машину невозможно обогнать, и… отчасти были правы. Были бы правы в том случае, если бы Чейзеру надерзил, а после пригласил бы посоревноваться кто-нибудь другой, потому что тогда бедолаге грозил не просто полный провал – ему грозил бы пожизненный позор: «Уважаемый, как можно было? Вы в своем уме? Нет, должно быть, у вас совсем нет мозгов: это ведь Преследователь! Человек, получивший свое имя именно потому, что от него еще никто не смог уйти…»

Она не собиралась от него уходить; этим вечером она собиралась его обогнать.

Ей бы никто не поверил. Как? Если мощность мотора «Фаэлона» примерно на треть превосходила мощность движка «Миража»?

Без шансов?

Лайза холодно усмехнулась – так кажется.

И да, она обиделась в той комнате. Она не шлюха, она всего лишь – от воспоминаний Лайза прикрыла глаза, потому что болью отозвалось сердце, – она всего лишь отозвалась на знакомый запах, на близость родного тела, она (какая глупость) хотела просто постоять рядом… На мгновенье забылась, потонула в иллюзиях, соскользнула из-за воспоминаний за грань, подобно беспечной и наивной бабочке, приняла чужой факел за солнце, приблизилась…

Зря. Потому что точно так же пахнущий и выглядящий как Мак мужчина не был ее Маком.

Заблуждение. Ловушка.

А как легко поддаться…

Да, с точки зрения чужого человека она вела себя чрезмерно раскованно: почти обвивалась вокруг, шептала нежные слова, призывала к знакомству – вела себя как… шлюха.

«Не вела!»

Да даже если и вела. Плевать, им не понять. Никому из них не понять…

Снаружи все сильнее накрапывал мелкий дождик: он ей не помеха – скорее, помощь. Лайза смотрела на стразинки-капельки с грустной задумчивостью.

«Никогда не выказывай заинтересованности – вскинут подбородок и презрительно фыркнут. Не предлагай сердце – бросят под ноги и наступят, уходя…»

Она приблизилась слишком рано, не утерпела, но больно от того не меньше.

Хотя (тут она не могла не признать) именно этим словом Чейзер не только отрезвил ее сдуревшую потребность в ласке, но и дал прекрасный шанс случиться тому, что случалось сейчас, – гонке. Ведь чем еще, если не этим, можно заинтересовать Охотника? Это теперь ей стало понятно, что не внешностью, не высокими каблуками и уж точно не готовностью отдаться в темной комнате.