Здравствуй, 1985-й - Дмитрий Валерьевич Иванов

коньячка, другие брагой не брезгуют, градус есть и ладно! Тем более на халяву.

Стук в дверь, и в дом завалился ещё один парень, обнимая какую-то мелкую деваху за плечи. Капец! Это Ленка же! И вид у неё несчастный, заплаканный. Он что её силой затащил сюда?

— А вот и мы! Смотрите, кого я в деревне нашёл, правда идти не хотела сначала, — ржет крепкий парень лет на десять меня старше и на полголовы выше.

— А вот и я! — вскакивая, бью крепыша в челюсть, от чего тот, оторвав ноги от земли, летит аж параллельно полу, ударяясь башкой в стенку избы.

Глава 20

— Штыба, ты чего? — вскидывается Серёга. — Я уже и дояркам на ферму позвонил!

Надо же, мою фамилию вспомнил. А ниче я так ударил! Повезло немного, что крепыш уже не трезвый и шатается, вот он на чуток потерял равновесие, а тут такой импульс в голову! Ведь не хотел драться! Сегодня.

— Он мою девчонку сюда привел! — рявкаю я, и гляжу на всех бухающих папиным взглядом.

Не зря тренировал его — проняло даже доярку и Лену, та аж всхлипывать перестала.

— Я к тебе на дискотеку шла, а тут это и меня за шею, вот так больно пальцами, — затараторила она.

— Капец тебе, пальцы сломаю сейчас, — искренне обещаю я, начавшему вставать оппоненту.

— Толян, стой! Он комбайнёр! Нельзя его бить! — привел вдруг довод хозяин дома.

Дебильный довод, как по-моему, но немного времени он выиграл. Подхожу к Ленке и говорю:

— Домой идём, не реви, никто тебя не тронет.

Тут во дворе слышен шум, потом истошный визг собаки, марки дворняга, которая сидела на цепи у Сергея, тяжелые два-три чьих-то шага, и … звук выломанной двери, падающей в коридор вместе с косяком! Инстинктивно загораживаю Лену и хватаю нож со стола. Пусть против ножика попробуют дернуться. Но в комнату заваливается… Виталик, немного бухой, голый по пояс, с какой-то полутораметровой железякой в руках, наверняка, запасная часть от чего-нибудь. За ним влетает Анна Дмитриевна, не в неглиже, конечно, но одета весьма легко — Виталькина майка, не скрывающая крупных сосков, но висящая почти целомудренно — до колена, и в чулках. Волосы распущены и убраны назад. За Аней влетела воробушком Оля Синицкая, подружка и соседка Лены и сразу начинает вопить, тыкая во всех сразу пальцем:

— Вон тот гад, что уволок Лену, — тыкает она в поверженного крепыша и потом тычет в меня. — А вон Штыба, к нему она пошла на дискотеку, говорит, чтобы девки деревенские его не увели.

— Толя, ты его? — спрашивает, нехорошо оглядывая крепыша, Виталя.

— А вон тот здоровяк, которого Толя увёл с дискотеки, — не унимаясь тыкает Синицкая в хозяина, заставив того икнуть и сесть на диван.

— Виталя, Анна Дмитриевна! Я его уже наказал, не бейте сильно, — и добавляю так же дебильно, как и Сергей. — Он комбайнёр.

— Сейчас я из него доярку сделаю, — хватает за шкирку и поднимает похотливого комбайнёра десантник.

— Я доярка! Я! — орёт доярка, вставая на защиту парня. — Меня бей!

Она единственная кто без опаски глядит на десантуру, наоборот взгляд у неё такой… будто ребёнок мороженку увидел и хочет её попробовать.

— Так, ребята, на выход! Этого комбайнёра вытаскивай тоже, — быстро ориентируется Аня.

— Братан! Я бы знал, что такая гнида, не звал бы его, — говорит Серёга на прощание.

Иду с Ленкой в клуб, спать надо, та уже отошла. По дороге продумываю будущее письмо. На самом деле я его давно продумал, но нужна печатная машинка, и я, кажется, знаю, где её взять! У нас в клубе в подсобке стоит нулёвая машинка «Любава». Ею, если и пользовались, то немного, в то, что будут искать машинку, я не верю, может зря. Писем будет два, одно на хорошем английском, которое выдаст информацию о покушении, второе сопроводительное, якобы от КГБ. У меня и печать есть! КГБшная! У Ленки ещё в общаге подрезал. Ну как печать — значок с щитом и мечом и надписью «КГБ СССР».

Утром бредём на работу, Бейбут не выспался, но пришёл без сбитых костяшек и финалов, я детально его не расспрашиваю. Идём на ферму, там я беру в помощники Казаха, остальная троица пусть и дальше пол перекрывает. Снимаем опалубку, готовим раствор, класть я не доверю никому. Спрашиваю у бригадира как доехать до Шарыпово, ведь то, что из Родников ходят автобусы до Ачинска маловероятно. Он пояснил, что по дороге за деревней ходят междугородние автобусы и в Шарыпово и в Красноярск, если надо. Уже хорошо! Выйду рано, сяду на атвобус «Шарыпово-Красноярск» и доеду до Ачинска.

До обеда поработали ударно, но поскольку обед не привезли, отправились в столовую сами. Только поели и собрались назад, как закапал дождь. Совместно решили не идти на работу, а набрав на талоны булочек, отправились к себе в клуб. Там я проверяю в кладовке машинку, закрываясь от любопытных взглядов. Облом, она только с русскими клавишами! И как мне написать на английском? Беру тетрадку и пишу, стараясь менять почерк. Неожиданно понимаю, что могу писать двумя вариантами почерка, моим нынешним и моим из прошлого тела. Не парясь, пишу два варианта на английском языке и печатаю сопроводительный текст:

ФИО дата.

Главное управление КГБ СССР по г. Москве.

Сопроводительное письмо.

В дополнение к проведённому инструктажу:

Поручение.

Передать данное письмо (1 лист прил.) и данную сопроводительную записку сотруднику таможни Республики Индия после пересечения границы. При возвращении из поездки в СССР в трехдневный срок отчитаться куратору о выполнения поручения.

Полковник Гордиевский.

Вместо печати — оттиск значка КГБ СССР.

Надо сказать, фамилию для подписи я выбрал тоже из своей тетрадки. У меня там в списке предателей — Калугин да Гордиевский. К сожалению, без инициалов, не помню. Пусть присмотрятся к гаду! Я понимал, что теток я подставлю, и хрен им потом куда выехать… лет пять, пока СССР не начнёт распадаться.

Вечером комсомольское собрание, посвящённое вчерашнему ЧП.

— Анатолий, ты как комсорг должен принять меры. Лукарь надо исключать из комсомола и гнать из школы, — рубанула Анна Дмитриевна.

— А вы личные дела смотрели? Родители там кто? — спрашиваю я.

— Папа у тебя забойщик, мамы нет, Что я должна увидеть?

— Я про Лукарь Лену, — уточняю я.

— Смотрела, ФИО там только без места работы, а что такого? — не понимает она.

— Странно да? Вроде бы статья за тунеядство есть, а родители у неё — члены