Зверь по имени Кот - Виталий Гладкий

И однако же, нить, по которой он ориентировался и которая привела его в мертвый город, все еще была очень прочна. Она продолжала удерживать Тинга на пустынных улицах Припяти и даже подталкивала продолжать поиски. Поиски чего? На этот вопрос Тингу никто ответить не мог, разве что огромные пасюки, которые перебегали дорогу прямо под его ногами, совершенно не обращая внимания на человека.

Увы, они были бессловесными тварями и ничего рассказать не могли. Да и вообще, им не было никакого дела до двуногого прямоходящего субъекта, хотя эта гора мяса могла бы им здорово пригодиться.

Тинг пошел вдоль по улице. Асфальт был весь в рытвинах, сквозь трещины на асфальтированных пешеходных дорожках пробивалась трава, а неухоженные деревья и кустарники возле домов разрослись в настоящий лес. Тинг остановился на перекрестке возле круглой будки-киоска, похожей на гриб, когда-то давным-давно покрашенной в желтый цвет, а нынче шелушившейся ржавчиной. Ее дверь была открыта, а наверху, по окружности «гриба», просматривалась белая надпись «КВАС».

Тинга будто что-то укололо под сердцем. Он смотрел на будку, и ему казалось, что она ожила, заиграла свежими красками, что возле нее толпятся местные пацаны, а киоскерша — упитанная тетенька пятидесяти лет в белом халате, как докторша, и с рыжей «химкой» на голове — разливает по бокалам восхитительно ароматный и холодный хлебный квас.

В его душе вдруг разлилась неземная благодать, мысли стали светлыми и прозрачными, и ноги сами понесли Тинга к подъезду девятиэтажного дома, отделанного мелкой кафельной плиткой белого цвета. Он долго поднимался по лестничным маршам на шестой этаж, останавливаясь на каждом из них; и не потому, что устал, отнюдь, — легкие и сердце Тинга работали как хорошие Часы. Просто ему хотелось подольше понаслаждаться процессом узнавания.

Похоже, он когда-то здесь жил. Эта уверенность возрастала с приближением к лестничной площадке шестого этажа. Ступени были захламлены разным мусором — порванными школьными тетрадками, книгами, сломанными детскими игрушками, на третьем этаже валялся разбитый радиоприемник, на четвертом был рассыпан набор «Конструктор», на пятом лежали осколки битой посуды и бумажные цветы, сплетенные в венок…

Все двери квартир шестого этажа оказались распахнуты настежь. Точнее, распахнута была лишь одна, остальные просто выломаны или сорваны с петель. Ноги сами понесли Тинга в трехкомнатную квартиру. Она была почти пуста: кто-то вынес мебель и вырвал, что называется, с мясом, чугунные радиаторы. Квартирные мародеры не погнушались умыкнуть даже кафель, которым были обложены стены кухни. А те плитки, что не смогли снять, они просто разбили.

Тинг растерянно стоял посреди комнаты, которая когда-то была детской. О ее предназначении говорили сильно полинявшие от сырости голубые обои, часть которых валялась на полу, а часть еще держалась на стене, свисая уродливыми лохмотьями. На обоях были отпечатаны слоники, белочки, жирафы и различные растительные элементы. Кроме того, в углу детской стояла этажерка, а возле нее, в рамочке под стеклом, висело на стене написанное от руки старательным детским почерком расписание уроков.

Теперь Тинг был совершенно уверен, что это его квартира, его комната. Так же, как и в случае с киоском, где продавали квас, проснувшиеся воспоминания начали дорисовывать в воображении недостающие элементы интерьера: справа появилась кровать с домотканым украинским ковриком (дорожкой) на полу, возле окна — письменный стол, а на нем глобус, ближе к двери — платяной шкаф, под потолком появилась примитивная люстра (три конусообразных рожка голубоватого стекла) — кто-то невидимый щелкнул выключателем, и она зажглась…

Дорожка, превратившаяся в грязную тряпку, валялась на полу возле разбитого окна вместе с расколотым надвое глобусом. Остальная мебель отсутствовала. В воспоминаниях Тинга она была совсем новой, импортной, очень добротной. Неужели кто-то позарился и на нее? Ведь от радиоактивности мебель должна была едва не светиться.

Впрочем, Тинг тут же вспомнил сорванные радиаторы центрального отопления и сокрушенно покачал головой — человеческой жадности и глупости нет пределов…

Он присел на корточки и начал ковыряться в разнообразном хламе, который валялся на полу. Тинг искал свое настоящее имя. Удивительно, но он только сейчас почувствовал недоумение: как ему удалось без посторонней помощи и подсказки найти и город, где он родился, и квартиру, где жил? Его будто тащила за собой невидимая, но властная рука.

Весь во власти каких-то непонятных и отчасти неприятных ассоциаций, Тинг продолжал свои поиски. И наконец нашел. Школьный дневник. Он был прикрыт половиком. Остальные бумажные изделия — книги и тетради — скорее всего, пошли на костер, который кто-то жег в гостиной; Тинг успел заметить посреди нее черное пятно костерка. Наверное, мародеры, чтобы не терять драгоценное время, разогревали себе обед там, где разбойничали.

Дневник был сильно подпорчен дождями. При западном ветре они заливали комнату через окно, в котором сохранилось всего лишь одно целое стекло. Тинг с невольным трепетом взял в руки дневник и попытался разобрать, что написано на его серой обложке: «Уч_ка 3-Б кл…са — … … … ш…олы №… Ви… Ан…рея» Что?! Не может быть! Значит, его зовут Андрей! Выходит, имя мальчика, которое он присвоил себе совершенно случайно, и которое произнесла его мать, было поистине гласом Божьим… С ума сойти!

Тинг попытался разобраться и с фамилией. Но все буквы, кроме слога «Ви…», были основательно смыты водой. Тинг пытался гадать: Винокуров? Виноградов? Виденеев? Викторов?.. Он назвал десятка два фамилий и в растерянности остановился: ни одна из них не вызвала в его душе никаких положительных эмоций. Тогда Тинг продолжил поиски. И наконец нашел то, что даже не мог ожидать.

Как оказалась эта фотография за этажеркой, трудно было сказать. Но вот по поводу ее удовлетворительной сохранности у Тинга были предположения.

Во-первых, сильно повезло этажерке. Ее изготовили кустарным методом, но очень искусно: с различными фигурками и окошками в боковинах, над которыми потрудились лобзиком, и никелированными деталями — винтами, шишечками, уголками. А материалом для этажерки послужил толстый светло-коричневый эбонит. Поэтому ее и не бросили в костер. Во-вторых, зашитая ламинированным пластиком задняя стенка этажерки предохранила фотографию и от солнечных лучей, и от дождевых капель. Только черный цвет на ней от времени стал коричневым.

На фотографии размером 10x12 см были изображены статный высокий мужчина и миниатюрная женщина. Ладно скроенный серый костюм в тонкую полоску сидел на мужчине как влитой, а женщина была одета в длинную, суживающуюся книзу юбку, хорошо подчеркивающую ее точеную фигуру, и белую блузку с широкими рукавами «фонариком», украшенную ручной вышивкой по украинским народным мотивам. Фотография была не любительская, а сделана в фотоателье, и наклеена на толстый картон, поэтому она даже не покоробилась.

Это были его родители, отец и мать. Тинг сразу понял, кто изображен на снимке. И не только понял, но и вспомнил кое-что из своей прошлой жизни. Эти воспоминания пришли к нему на ум как озарение. Ноги вдруг стали непослушными, ватными, и он, чтобы не свалиться, грузно сел на пол, а из глаз ручьями побежали слезы. Тинг будто и не плакал, но слезы лились сами.