Романовы. Ошибки великой династии - Игорь Шумейко

Тридцать лет Николай I с Нессельроде занимались Польшей, Венгрией, Священным союзом, успешно собирая против России общеевропейскую коалицию. На фоне этой бурной дипломатической «работы» в армии – уникальный случай в истории – за 30 лет не произошло абсолютно никаких изменений! По вооружению и тактике она оставалась точной копией, можно сказать – «фотографией» нашей победоносной армии 1812 года. Так что первые неудачи на Дунае, ещё ДО вступления в войну Англии, Франции… показали: впервые за 190 лет русская армия уступала туркам по вооружению! Героизм оставался прежним, турецкий флот удалось разбить при Синопе (единственный турецкий пароход, правда, из Синопа вырвался), но Дунайские княжества оставлены. Лев Толстой, кстати, – герой не только Севастополя, в действующей армии он был и во время похода в Дунайские княжества.

Союзники, бывшие в том же 1812 году (точка сравнения, прямо как памятный в справочниках «уровень 1913 года» ) практически равными нам по вооружению, совершили за эти 40 лет скачок по трём главным направлениям: нарезные ружья, нарезная артиллерия, паровой флот.

То была Первая Транспортная война, или назовём её «Первая Логистическая». Сначала манёвренный период: в Крыму мы проиграли три сражения, но одно всё ж выиграли (памятное при Балаклаве!). За их, союзников, скорострельные нарезные ружья и пушки расплачивались кровью по некоему установившемуся повышенному коэффициенту потерь, но это ещё была война, похожая на предыдущие, с какими-то шансами у России. Осада Севастополя, первый период: мы с ядрами против снарядов нарезной артиллерии – тоже расплачиваемся по повышенному коэффициенту, но и это ещё почти привычная война: апроши/контрапроши, вылазки, отбитие штурмов. Артиллерийские дуэли, подвоз снарядов/ядер, замена выбывших орудий и расчётов. У нас: на волах, по просёлкам, дважды в год, весной и осенью, просто выключавшимся от раскисания. У англичан (в Крыму!): по железной дороге. Далее…

С 5 по 8 августа под огнём 800 орудий мы теряли ежедневно 900–1000 человек.

24 августа, как гласит сухая справка, «6-я усиленная бомбардировка, заставила умолкнуть артиллерию Малахова кургана и 2-го бастиона»… Ещё несколько примеров русского героизма – и нам была предъявлена новая, бесконтактная (с нашей стороны!) война. Бомбардировка вырывает из наших рядов уже по 21/2–3 тысячи человек в день, и главное – при отсутствии какой-либо возможности нанесения ответных потерь, примерно как у Сербов и НАТО в 1999 году. Поэтому князь Горчаков и оставляет Севастополь (южную, осаждённую его часть).

Вот она – «Первая Логистическая война». Соревнование транспортных потоков, тонно-километров…

А наш вождь? Император Николай повелел: «В награду за совершённые уже подвиги и в поощрение будущих, повелеваю каждый месяц службы в Севастополе считать за год» . Вроде как государь управляет и самим Временем, но… тридцать-то лет его правления пролетели, как один никчёмный, бездарный день.

Фатальные ошибки Николая I сегодня часто объясняют тем, что он был «последним рыцарем Европы» – честным, прямолинейным. Вот ещё известный образ, эпитет из той войны: «Синопская победа – Лебединая песнь парусного флота». Действительно, линия кораблей, белые паруса – завораживающе красиво (добавим и безмоторную тишину, плеск волн)… может, наиболее яркая картина среди иллюстраций того времени. И полный разгром. Однако единственный коптящий небо пароход – в Синопе он был у турок – прорывается и уходит.

То есть – романтику из войны удалил не Лев Толстой, размазавший в «Войне и мире» «жирного Наполеона с его дрожавшей левой ляшкой», как вообще редко кого из исторических персонажей в мировой литературе размазывали. Романтика, рыцарство были сметены новым поколением оружия. Всё «рыцарство» эпохи судьбе было угодно поместить в такую персону, как Николай I. А Лев Толстой это зафиксировал на своём «чутком сейсмографе»…

И касательно героя нашего диспута – в чём психологическая травма? Индейцы с луками и дубинками против пулемётов и пушек – это героизм без каких-то отягощающих мыслей. Льву Толстому и русским воинам, оказавшимся в Севастополе в шкуре таких индейцев, гораздо тяжелее: недавно были европейцами, входили в Париж, и тут… Как говорили подгулявшим в кабаках той эпохи: «Позвольте вам выйти вон». Из европейцев – в готтентоты.

В Guardian Люк Хардинг (статья «Лев Толстой – забытый гений») вопрошает: почему Россия равнодушна к его литературному гению? Но тут же поправляется, вспоминает о нынешних судебных разбирательствах.

Упомянутый в начале статьи эксперт по экстремизму Павел Суслонов пишет:

«В «Предисловии к “Солдатской памятке” и “Офицерской памятке”» Льва Толстого, «Предисловии к «Солдатской памятке» и «Офицерской памятке» Льва Толстого, адресованных солдатам, фельдфебелям, офицерам, содержатся прямые призывы к разжиганию межрелигиозной розни, направленные против Православной церкви… Памятка солдата-христианина не та, в которой сказано, что бог – это солдатский генерал и другие кощунства… а та, где напоминаются слова писания о том, что надо повиноваться Богу более, нежели людям, и не бояться тех, кто может убить тело, но души не может убить. Толстой предостерегает солдат об опасности: …заразившись обаянием вооружённой силы, основанной на убийстве, проповедуемой шайкой разбойников… и прелестью игрушечных удобств и блеска того, что они называют культурой, вы… незаметно для самих себя лишитесь своих добродетелей – трудолюбия, миролюбия, уважения, и подпадёте под ужасную власть, влезающую в сокровеннейшие изгибы души человека, под которой гибнет и чахнет теперешнее европейское человечество…»

Интересный поворот, связанный с персонажем той песни – полицмейстером Плац-бек-Коком. Тот – первый из «немцев на военном совете». Потом будет Вейротер перед Аустерлицем, Пфуль перед наступлением Наполеона 1812 года, Клаузевиц с Вольцогеном в ночь перед Бородино.

Запомним найденные ключевые слова к кризису Льва Толстого: «армия, Крымская война» и вернёмся к ним после завершения экскурса по русскому декадансу.

«Серебряный век» – термин, без которого трудно обойтись в описаниях крушения Российской империи. Известная литературоцентричность русской истории не только в значительном, объективно замеренном общественном и политическом влиянии господ Герцена, Тургенева, Достоевского, Толстого, Горького, но и в том, что их персонажи давно воспринимаются как некие маркеры эпох. Александр II признавался, что накануне своих Великих реформ в тяжелейших раздумьях об освобождении крестьян ему лично помогло чтение «Охотничьих рассказов» Тургенева. Звёздный час русской литературы…

А учителем и воспитателем Александра II был Василий Жуковский.

Даже марксист Ленин, держа в уме свои «экономический базис», «надстройку», разграничивая период XIX – начала XX века на те самые «три этапа» – дворянский, разночинский, пролетарский – фактически повторил и продолжил герценовскую литературную периодизацию.